Короли анархии
Шрифт:
Сэйнт обдумал это.
— Деньги, конечно, принадлежат не только мне. Ты тоже будешь иметь на них право так же, как я и другие Ночные Стражи, но если этого недостаточно, то, очевидно, как только это будет у него отобрано, я предоставлю властям информацию обо всех коррупционных сделках, которые он имел за время своего пребывания у власти, и добьюсь его ареста. Его репутация будет разбита вдребезги, его имя запятнано грязью. Он сгниет в тюрьме, я найму лучших адвокатов, чтобы обеспечить это. И если этого недостаточно, всегда есть ниточки,
Дыхание Монро было тяжелым, и я повернулась к нему, положив руку ему на спину. Его взгляд был прикован к Сэйнту, его челюсть пульсировала, глаза горели болью за его разрушенную семью. О том, что отец Сэйнта сделал с ним. И я чувствовала его боль так же сильно, как если бы она была моей собственной.
— Я не хочу, чтобы меня называли Джейсом, — сказал Монро. — Я больше не он. Он умер вместе с моей семьей, и я не хочу запятнать его имя тем, что собираюсь сделать, чтобы отомстить за них.
— Ладно, Нэш, — сказал Сэйнт, как будто его это ни в коем случае не беспокоило. — Мое предложение удовлетворит тебя?
— Да, — прошипел Монро. — Это меня удовлетворило бы. Но как я должен доверять тебе, из всех людей?
— Доверие — это то, что нужно заслужить. Ничто из того, что я сейчас скажу, не заслужит твоего доверия ко мне… или к Татум. Только мои действия с этого дня приведут к этому. — Он взглянул на меня, и мой желудок скрутило. Он знал правду; я не доверяла ему. Но я продвинулась дальше в этом направлении. Просто было трудно укрепить какую-либо веру в него, когда воспоминания о том, что он сделал со мной, все еще были достаточно свежи, чтобы причинять боль.
— Ты головорез, — сказала я ему. — Я не чувствую, что могу доверять тебе, потому что одно неправильное действие против тебя может означать, что мою голову окунут в купель Храма, или рыбное рагу плеснут мне в лицо, или запрут в долбаном гробу.
Сэйнт поморщился, и я увидела настоящую боль в его глазах, когда произносила эти слова.
— Нет… я больше не буду с тобой так обращатьсяя. Сейчас все изменилось. Правила были пересмотрены. И ты должна знать… ты должна знать, что… — он замолчал, покачав головой и крепко зажмурив глаза, словно был рабом какого-то внутреннего кошмара.
— Знать что? — Выдохнув спросила я, мое сердце бешено колотилось, когда я ждала его ответа, как будто это имело значение больше, чем все остальное, что он сказал сегодня вечером.
— Правда в том что… — Он вздохнул, открывая глаза, и я провалилась в бушующий водоворот внутри них. — Я не сожалею о том, что сделал, потому что я не был тем человеком, которым я являюсь сегодня, сидя перед вами. Я не могу извиниться за этого человека так же, как не могу извиниться за действия другого. Но я скажу вот что, Татум, я никогда больше не буду так поступать с тобой. На самом деле, я не желаю этого, мне очень неприятно даже представлять это сейчас.
Мои щеки вспыхнули от его признания, и я обнаружила, что еще немного отпускаю свою боль
— Ты видишь, что в библиотеке полно людей? — Спросила Татум, пока я задержался у ее стола.
— Когда ты в комнате, кажется, что здесь больше никого нет, детка, — поддразнил я, усаживаясь задницей на край ее стола, и она боролась с улыбкой, которая тронула уголки ее губ.
— Ты не можешь просто флиртовать в обход правил, Блейк Боум…
Я наклонился и украл поцелуй из ее сердитых маленьких губок, и когда она не оттолкнула меня, я вместо этого подался вперед. Я поднялся на ноги и тоже потянул ее вверх, требовательно целуя, пока вел ее между двумя стеллажами, прежде чем прижать спиной к полке, уставленной тяжелыми книгами.
Я припал ртом к ее подбородку, к горлу, к самому краю воротника ее школьной рубашки, и тихие вздохи удовольствия, вырвавшиеся у нее, заставили мое сердце учащенно забиться от этой новой идеи. К черту смотреть, как она часами работает над заданием по физике, когда я все равно мог бы провести ей медосмотр прямо здесь.
— Блейк, — простонала Татум, и это было, по крайней мере, наполовину поощрением, поскольку протесты стихли, поэтому я скользнул руками вверх по ее золотистым бедрам и забрался под подол ее школьной юбки.
— Я помогаю тебе с работой, — настаивал я, прижимаясь к ней так, что ей пришлось немного шире раздвинуть бедра, чтобы я мог встать между ними. — Мы могли бы назвать это уроком практики с упором на то, как тяга в сочетании с идеальным уровнем трения может привести к взрывному расходу энергии всего твоего тела.
— Ты нарушаешь правила. Предполагается, что мне разрешено заниматься здесь одной, — напомнила она мне, когда мои пальцы добрались до края ее трусиков, и я отстранился ровно настолько, чтобы заглянуть в ее голубые глаза, пока мой большой палец скользил по ним и искал ее клитор.
— Значит, ты собираешься наказать меня, Золушка? — Поддразнил я, когда она подавила стон, ее пальцы обхватили толстые корешки книг позади нее.
— Предполагается, что мне разрешено заниматься здесь, вдали от всех вас и ваших отвлекающих тел, — почти пожаловалась она, но когда я начал водить большим пальцем по кругу, этот ход мыслей, казалось, оставил ее.
— Это единственное, что тебе нравится во мне? — Я поддразнил ее, когда она прикусила нижнюю губу, пытаясь сдержать очередной стон. — Мое тело? Потому что я для тебя не просто кусок мяса, который ты можешь использовать, понимаешь?