Короли старшей школы
Шрифт:
Ройс усмехается, отводя взгляд.
– Бас больше похож на нее, чем мы. Мы знаем ее лучше, да, но он понимает ее по-другому. – Я признаю то, что больше всего в нем ненавижу. – Он будет таким, каким ей нужно, чтобы он был. Он поймет ее настроение и скажет то, что ей нужно услышать.
– Ты доверяешь ему вести ее?
– Я доверяю ему, чтобы позволить ей вести его. – Я отвожу взгляд. – Я бы отрезал ему яйца несколько недель назад, если бы не сделал этого.
– Да, хорошо, попробуй быть тем, кого
– Ройс, остановись.
– Чувак, пошел ты! – Он разворачивается, толкая меня в грудь. – Черт. Ты! Тебя здесь не было, ты не знаешь и половины того дерьма, через которое она прошла с того дня, как ты сбежал! – кричит он во всю глотку.
Медсестра выныривает из того, что, по словам Ройса, является палатой Кэптена, и исчезает в другом конце коридора, в то время как Виктория и Бишоп появляются вдалеке, оба не утруждают себя тем, чтобы скрыть то, что они смотрят, вероятно, наслаждаясь этим дерьмом.
Ройс слишком взвинчен, чтобы заметить это.
– Ее кинули. Я имею в виду, это полный пиздец, – огрызается он. – Я бы поклялся, что после всего дерьма последних нескольких недель хуже уже быть не могло. Но нет.
– Что случилось?
– Чувак, пошел ты! Я не собираюсь облегчать тебе жизнь. Ты ушел, и не только от нее, ты оставил всех нас. Кэптен чуть не умер, он мог бы, они оба, мать твою, могли бы, и кто знает, может быть, я бы никогда тебя не нашел! Ты бы даже не узнал!
– Я бы не остался там навсегда.
– Нет, вернулся бы сразу после похорон и после того, как это чертово место развалится. Если бы Рэйвен не взбесилась и я не спросил, нужна ли ей музыка, я бы никогда не узнал, что у тебя ее айпод, и не отследил бы его. – Он хмурится. – Тебе не нужно было видеть лицо Кэптена, когда он очнулся после того, как был без сознания больше двух недель и нам пришлось сказать ему, что его брат бросил свою семью, как слабая девка!
– Я был слаб! – кричу я в ответ, вскидывая руки.
– Да, ты, блядь, был! – Ройс гремит. – Ты хотя бы задумался, что он чувствовал? Ты знаешь Кэптена, Мэддок. Ты же знаешь, что каждую секунду, проведенную с ней, он чувствовал вину каждой клеточкой тела. Он делал то, на что ты согласился, помогал всем нам, помогал ей, и он чувствовал себя виноватым за это. Твой уход только усугубил ситуацию. Ты подтвердил, что, по его мнению, у него есть причина чувствовать, что он предал тебя, а он скорее умрет, чем сделает это, ты, жалкий кусок дерьма!
– Я жалок, – я соглашаюсь с ним, что только еще больше выводит его из себя. – Я никогда в жизни не чувствовал себя таким чертовски жалким, чертовски беспомощным, как в тот день, когда уехал. За несколько дней до этого, если ты действительно хочешь знать.
Я подхожу к нему ближе, но он толкает меня, отчего я отлетаю спиной к стене.
– Ты чувствовал себя беспомощным?! – рявкает он, приближаясь ко мне. –
Издевательский смех прорывается сквозь его ярость.
– Попробуй на самом деле быть беспомощным, ублюдок. Попробуй понаблюдать, как у нее подгибаются колени, как ее тело обмякает, когда она ломается сильнее, чем, наверное, когда-либо, черт возьми! Попробуй быть тем, кто проведет ее через это, желая успокоить ее, зная, что есть только один гребаный человек, которого она действительно хотела в тот момент! Кто-то, кто, я даже не уверен, заслуживает ли ее теперь!
Нож в живот.
Что, черт возьми, здесь произошло, пока меня не было?
– Ты бросил ее, – кричит он мне в лицо, его тело сотрясается от ярости.
– Я отдал ее, Ройс. – В моей груди возникает глубокая боль. – Я отдал ее, потому что кто-то сказал мне, что я должен. – Мои глаза сужаются. – Никогда, никогда я не позволял кому-то войти и забрать то, что было моим, никогда я не боролся со всем, что у меня было, черт возьми, чтобы сохранить или защитить то, что принадлежало мне, и я просто… – Я замолкаю, сжимаю челюсть. – Я отдал ее, и я никогда не прощу себя за это. Никогда. И я бы никогда не попросил тебя, или ее, или Кэпа простить меня за это.
Ройс пробивает дыру в стене рядом с моей головой, прежде чем отступить, свирепо глядя на меня.
– Хочешь знать, что еще хуже?
Неохотно его взгляд возвращается ко мне.
– Я хочу пойти к ней, заставить ее ненадолго забыть, заставить ее чувствовать себя хорошо единственным известным мне способом. И я хочу сделать это сейчас, пока мой брат лежит там с пулевыми отверстиями в теле.
На лбу Ройса появляются глубокие складки.
– Облажался, да? – Я отвожу взгляд. Он ничего не говорит. – Я хочу ее, брат. Сейчас, завтра, всегда. – Я невесело смеюсь, закрывая глаза, когда всего этого становится чертовски много. – Я не думал об этом, когда это случилось, у меня не было времени или я не позволил себе, черт возьми. Все, что я знал, – что в тот момент она была в порядке. В безопасности и подальше от Коллинза. – Я встречаюсь взглядом с Ройсом. – Она не собиралась соглашаться. Она сказала мне нет, как сказала ему нет. Она была настроена выйти замуж за Коллинза, сказала, что никогда не встанет между нами.
Ройс стонет, качая головой.
– Какого хрена ты сделал, брат?
– Сказал ей, что брошу вас, если она этого не сделает.
Он делает глубокий вдох, глядя на свои окровавленные костяшки пальцев:
– Облажался.
Я киваю.
– И ты все равно ушел.
– Я пытался, но, черт возьми, не смог, – признаюсь я. – Стоять рядом, видеть их вместе. Представь, как я отвожу взгляд, когда его губы касаются ее губ, зная, что происходит ночью, когда они остаются одни. А потом, позже, поиграем в семью с Зоуи? – Моя челюсть сжимается. – Я бы, блядь, сломался. Я бы забрал ее у него, разъебав всех в процессе. Уход был единственным вариантом.