Корона за любовь. Константин Павлович
Шрифт:
— Я так люблю тебя, — слёзы навернулись на глаза Маргариты, — но я очень боюсь за тебя.
Она взглянула в его сияющие голубые глаза, на его раскрасневшееся лицо.
— И я так горжусь тобой, — уже ясно улыбнулась она, — никто не может сравниться с тобой...
Маргарита долго ещё могла бы говорить о том, какой он герой, как она радуется и гордится им, но он закрыл ей рот долгим поцелуем.
Первые же дни военных действий показали русским войскам слабость и разбросанность шведских защитников на большом пространстве. Пала хорошо укреплённая шведская крепость Тавастгуст, сдался Гельсингфорс,
А потом пришёл черёд и финской столицы — Або. Месяц наступления, и вся южная и средняя Финляндия была покорена. Император Александр уже торжествовал победу, хвастливо извещал Наполеона о своих успехах, закатывал пиры и празднества в Петербурге.
Но что значила эта победа! Здесь, в Финляндии, русским войскам предстояло встретиться с таким сопротивлением населения, с такими кровопролитными стычками малыми силами, что никто и не предполагал столь затяжной войны. Здесь не было огромных пустынных пространств для большого, решающего сражения, равнин Европы, где могли бы сосредоточиться крупные силы. Здесь были скалы, болота, кустарники и редколесье, всюду из-под завалов снега торчали пики вершин, и развернуться русские войска не могли. Началась пора затяжных схваток, и война растянулась на долгие два года.
Русские поняли тактику шведов и потому решились на невероятное — перейти границу Швеции, не гоняться за шведскими войсками на севере, а найти путь к самому сердцу соседнего королевства.
Путь предстоял обходный, далёкий. Самым укреплённым городом-крепостью русские овладели после кровопролитных боев. Теперь можно было выходить из Куопио, занять почти незаселённые Аландские острова, и лишь Ботнический залив Балтийского моря отделил бы войска от столицы Швеции — Стокгольма.
Почти прямая линия соединяла на карте город-крепость Куопио со Стокгольмом. Но на этой прямой линии лежали десятки тысяч вёрст, снежных завалов, ледяных скользких скал, незамерзающих ям с болотной жижей, непроходимых ущелий, Аландские острова с оставленным там шведами сильным гарнизоном, да ещё Ботнический залив, только слегка замерзающий в самые сильные морозы. Но русские отважились на этот переход, спрямляющий дорогу к сердцу шведского королевства.
Маргарита ехала за полком в своей уже продуваемой ветрами, обветшавшей колымаге. Варюшка, во всё время перехода не выпускавшаяся из клетки, жалобно кричала свои слова, и Маргарита нежно утешала птицу:
— Погоди, Варюшка, нельзя тебя выпустить, останешься где-нибудь в глухом месте, тут ты не проживёшь, заклюют тебя вороны...
Варюшка словно понимала, склоняла головку то в одну, то в другую сторону, неохотно клевала надоевшую пшённую кашу и снова скрипучим старушечьим голосом повторяла:
— Варюшке...
— Скоро, скоро выпущу тебя на вольный воздух, — повторяла Маргарита. — Вот дойдём до Стокгольма, будешь вольной пташкой, там, вероятно, надолго остановимся...
Но всё продолжалось и продолжалось это медленное продвижение, этот тягостный переход, лишь изредка прерываемый небольшими стычками с отрядами шведских волонтёров.
С тревогой и волнением всматривался Александр в бескрайнюю гладь белой
Можно ли пройти по льду, не прогнётся ли тонкая корка под тяжестью тысяч людей и лошадей, не провалятся ли тяжёлые колёса артиллерийских орудий в тонкую настилку из воды и льда?
Одна за другой отправлялись в далёкие разведки группы лыжников, проверяли состояние льда, промеряли глубину в полыньях, курившихся паром, намечали дорогу через залив. И главная мысль была — устоит ли этот естественный мост, не потопит ли коварный залив всю армию, не сделает ли недоступной столицу соседнего королевства?
Но сильные морозы как будто способствовали русским. Лёд всё больше и больше затягивался снегом, всё более и более выдерживал груза, и настал день, когда все лыжники в один голос повторяли — лёд устоит, словно бы сам дед Мороз выстелил ледяную дорогу перед русскими войсками.
Не все дошли до противоположного берега. Огромные полыньи разверзались перед солдатами, поглощали тела, проваливались пушки, лошади били ногами по тонкой корке льда, всё сильнее обрушивающегося под их копытами.
Из щели в закрытых окошках кареты видела Маргарита и утопавших, и бьющихся в агонии лошадей, застрявших в ледяных торосах, и пыталась было выскочить, помочь, облегчить, но понимала, что не может этого сделать, и только молилась Богу.
Но вот первые линии достигли другого берега залива, и сразу же началась канонада. Хоть и не ждали шведы такого подвига от русских войск, но на подступах к столице заблаговременно соорудили почти неприступные укрепления.
Полки русских с ходу обрушились на них, окрылённые тем, что преодолели коварный залив, что под ногами больше нет воды, а есть крепкая, твёрдая земля.
Под самое утро, перед восходом бледненького, жалкого солнца, Маргарита выбралась из коляски. Студёный ветер как будто поутих, буран прекратился. Его заменил огонь из пушек и ружей с вражеских редутов.
Впереди шли в атаку солдаты, где-то там, среди них, был Александр, а Маргарита размяла ноги, открыла клетку с Варюшкой, так давно не взмахивавшей крыльями. Галка потопталась на снегу, похлопала могучими крыльями, пробежалась по рыхлому снежку и взмыла в воздух, уже просеченный тонкими голубыми лучиками, розовевший на глазах.
Она кружилась над солдатами, атакующими боевые укрепления, над взрытыми валами шведских редутов, опустилась ниже и плавно пронеслась над всей линией русских полков.
Маргарита следила глазами за своей птицей. Варюшка носилась в высоте, устремлялась вниз, затем снова взмывала. Хорошо ей было там, в вышине, даже ружейный треск и гром орудийных залпов не тревожили её. Давно не наслаждалась она свободным полётом, давно не кувыркалась в синем воздухе, не парила над миром.
И вдруг Маргарита увидела, как птица словно споткнулась, огненные осколки распороли перья, тихим дождём замерли они в воздухе на короткое мгновение, потом плавно начали опускаться на землю.