Коронованная распутница

Арсеньева Елена

Как ни спешил Петр устроить свадьбу с Анной, он все-таки сообразил, что надобно выждать какое-то время, дабы утихомирился народишко. Чтобы это время скорей проходило и чтобы проходило оно веселей, чтобы избавиться от тягостных мыслей об участи Евдокии и угрызений совести, которые порою начинали его донимать, русский государь ударился в такой разврат и пьянство, что содрогнулась даже Москва, свято следовавшая словам Мономаха: «Руси есть веселие пити, не можем без того быти». Как раз в это время умер патриарх Адриан, ярый противник всех Петровых новшеств, и царь немедля упразднил патриаршество вообще, на радостях собрав

«сумасброднейший, всешутейший и всепьянейший собор». Во главе, наряженный в патриаршие ризы, был поставлен вернейший собутыльник Никита Зотов. Все должны были явиться на «собор» в самых что ни на есть шутовских маскарадных костюмах. Этот обычай, этот «собор», просуществовал чуть ли не четверть века, до смерти Петра!

Неведомо, сколь далеко зашел бы Петр в пьяном буйстве, да вдруг, нежданно-негаданно, сбылось одно из проклятий несчастной Евдокии.

Умер Лефорт.

* * *

Катерина несколько мгновений стояла, оцепенев. Зрелище смерти не было для нее в диковину. Войны, которые она прошла в солдатском строю, рядом с теми мужчинами, которым принадлежала… Многочисленные казни, которые ей приводилось видеть… Однажды она застрелила из пистоли вражеского солдата, который невзначай подобрался слишком близко к шатру Меншикова… Но там была война, там были враги, а это…

«А это тоже был враг», – твердо сказала она себе. Иоганн спас ее не из жалости, а только повинуясь жажде выгоды и наживы. Он надеялся, что получит от Катерины больше, чем от того человека, который заставил его написать письмо Виллиму и послал убить ее. И снова мысль о том, что за спиной Иоганна таится какой-то неведомый могущественный, хитрый, опасный – опасный прежде всего тем, что все вершит втайне! – враг, поразила Катерину и на мгновение лишила сил. Но это в самом деле было только одно мгновение. Усилием воли она отогнала страх. Сейчас было не время трястись от ужаса и бессилия – сейчас нужно было думать о спасении.

Она, императрица, находится на какой-то окраине, не представляя, как добраться до дому. У нее нет денег, чтобы нанять провожатого. При этом она должна хранить в тайне свое имя, если не хочет позора. Любой встречный мужик может в уплату потребовать от нее того же, чего потребовал Иоганн, а получив свое или взяв силой, просто придушить, чтобы не подняла шум. Значит, надо рассчитывать только на себя.

При этой мысли сжалось сердце. Катерина никогда в жизни не оставалась одна! Непременно находился рядом какой-то мужчина, который брал на себя заботу о ней! Она недолюбливала женщин – по сути дела, Анна Крамер была единственной, кому она доверяла, но Анны рядом нет, неведомо вообще, жива ли она! На себя. Рассчитывать стоит только на себя.

Прежде всего нужно узнать, где она находится. Сумерки сгустились, да еще туман…

Пришла страшная мысль, что Петр уже вернулся во дворец и теперь ищет ее. Пришла и другая страшная мысль – о том, что, прежде чем вернуться во дворец, он убил Виллима…

Нет-нет, убивать его не за что, потому что Виллим один. Катерина сделала все, что могла, чтобы спасти его, исчезла, теперь надо продолжать думать и заботиться о собственном спасении.

Она даже не заметила, что уже не стоит на месте, а идет. Причем направление, куда двигаться, она выбрала не рассудком, а бессознательно, тем подспудным чувством, которое живет в каждом живом

существе и подсказывает ему поведение в миг смертельной опасности. Удача сопутствует тем, кто умеет повиноваться этому ощущению, верить в его подсказку. Ведь это – воля к жизни, зов ее…

Катерина повыше подняла юбку и пошла быстро как могла. Постепенно она поняла, почему навстречу не попадается ни одной живой души. Это была не собственно улочка, а некий проулок, проложенный между задними дворами нескольких домов. Этими задворками выгоняли и вели на ближние луга скотину. Государевым указом было запрещено водить стада по улицам, чтобы не вязли прохожие и экипажи в коровьих лепешках. Нужно пройти этот проулок, и, может быть, она окажется на улице, где встретится хоть один человек, который объяснит Катерине, где она находится.

Внезапно до нее долетел какой-то звук.

Катерина замерла. Это был человеческий голос.

– Ну, родимые, тихо, тихо, – добродушно говорил какой-то мужчина. – Застоялись… Да еще чуток подождите, сейчас госпожа воротится!

Катерина насторожилась. Госпожа? Это слово как-то не вязалось с грязной улочкой, с задворками…

Она пошла как можно тише, стараясь жаться к забору, где было посуше, чтобы грязь не чавкала под ногами и не выдала ее присутствия. Забор внезапно кончился, Катерина оказалась на перекрестке двух довольно широких улиц и тут же увидела маленькую карету, стоявшую близ высокого забора.

Выглядела она очень просто, однако две лошади, в нее впряженные, были очень хороши. Катерина любила лошадей и знала в них толк. У нее был наметанный взгляд. Она сразу поняла, что это не одры, какие тащат наемные повозки (на таких одрах они с Анной Крамер еще недавно тайно добирались до проклятого старухиного дома), а ухоженные лошади из какой-то барской конюшни…

Катерина прокралась поближе к карете и вдруг заметила, что дверка чуть приоткрыта. У нее сильно застучало сердце.

Кому бы ни принадлежала эта карета, какой-то «госпоже», Катерина сможет с ней договориться, убедить или заставить отвезти ее во дворец, а потом сохранить тайну. Застращает, потребует молчания… Сейчас главное – добраться до дома. Не иначе Бог послал ей эту «госпожу», которая невесть зачем потащилась на окраину.

Может быть, у нее здесь свидание с любовником? А может быть, она поехала к какой-нибудь гадалке?

Почему-то эта мысль очень понравилась Катерине. Ну да, приятно же сознавать, что не ты одна – последняя доверчивая дура!

В эту минуту кучер отошел от лошадей, которым поправлял упряжь да оглаживал, успокаивая, и полез на козлы. Карета накренилась.

Вот удобная минута!

Катерина метнулась вперед, вскочила на подножку и шмыгнула внутрь, на мягкое сиденье, обитое кожей и устланное мехом, забилась в угол и замерла.

Кучер устраивался на козлах поудобнее. Он ничего не заметил! Не заметил, как она проскочила внутрь!

Катерина возбужденно хихикнула.

Аромат кожи, меха, душистых эссенций, роскоши и богатства, который источало убранство этой маленькой кареты, успокоил ее. Это была привычная, почти домашняя атмосфера, и Катерина почувствовала, что ее опасное путешествие скоро подойдет к концу.

В это мгновение снаружи донеслись голоса. Катерина осторожно переместилась к дверце, которая оставалась приоткрытой, и прильнула к щели глазом.