Короткое, как вздох, прощай…
Шрифт:
– Никого тут не видели?
– Нет… А что?
– Да я своими глазами видел: он в этот двор нырнул!
– Посмотрите везде!
Милиционеры рыскают по двору, заглядывают во все углы, за мусорные ящики, в сортир.
– Я же вам говорю, сюда никто не заходил…
– Выходит, в соседний двор нырнул!
– Если не секрет, кого вы ищете?
– Кого-кого… Кого надо, того и ищем! Знаменитого карточного шулера Хасанова по кличке Гамлет. Слышали про такого?
– Конечно… Как про орденоносца
– Шутите? А ведь это бандит натуральный! Я его два месяца выслеживал. Хазу его нашел, уток подсадил…
– Каких уток?
– Ну, чтобы с поличным поймать. Двух кишлачных дуриков уговорил. А он у них и в самом деле двести рублей выиграл! Представляете? А когда мы в комнату ворвались, он в окно. Котовский! Мать его! Как всегда смылся, подлец! Но я его всё равно поймаю! Так здесь его точно не было?
– Если не верите, зачем спрашиваете?
– Верю, верю… Вот невезуха! А я уже полковнику о поимке этого Гамлета доложил! Извините, как вас зовут?
– Исаак Давыдович.
– Капитан Тохтаев. Так вот, Абрам Давыдович…
– Исаак…
– Так вот, Исаак Абрамович, если что подозрительное заметите, вы нам сигнализируйте…
– Конечно, почему не посигнализировать…
– Во… Люблю ответственных людей.
Исаак стучит по дереву.
– Вот так?
– Что?
– Ну, стучать…
– На что это вы намекаете?
– Я? Намекаю? Это вы намекаете. Я просто спрашиваю, как сигнализировать.
– Эх, Абрам Абрамович… Вроде взрослый человек, а позволяете себе такие шутки шутить!.. Интеллигенция! Товарища Сталина на вас нет!
– Простите, при чем здесь товарищ Сталин и я?
– Сами знаете… Ну ладно, мы пойдем.
– Будьте здоровы.
Оглядываясь, милиционеры уходят. Исаак, проводив их до ворот, быстро возвращается к кладовке, отодвигает бочку, отпирает замок.
– Так вот ты какой, Гамлет…
– Спасибо вам!
Протягивает Исааку деньги.
– Вот, возьмите… Вы меня здорово выручили, я всё слышал.
– Ничего ты не слышал, а я ничего не видел – договорились?
– А я вас знаю… На той неделе я у вас корочки покупал. Вот эти… Помните?
– Нет, не помню… – Смотрит на туфли Гамлета. – Ага… Чешские, ЦЕБО, по тридцать два сорок.
– Хорошие туфли, кожа, только подошвы скользят немного. Ну ладно, побегу… Я ведь сразу понял, что эти лохи – утки подсадные… Ну, думаю, всё равно накажу. Вот, две сотни выиграл! Почти честно! Они со мной в секу решили играть, плебеи! Так что вы не стесняйтесь, берите, половину вы заработали.
Он кладет деньги на приступку и быстро уходит со двора.
– Послушай, Гамлет!..
– Не Гамлет, а Гамлет! – поправляет его шулер.
Исаак подходит к крыльцу и, оглянувшись по сторонам, берет в руки оставленные деньги, пересчитывает их.
– Ровно сто. С ума
Он кладет их снова на приступок, смотрит на них со смешанным чувством. Потом решительно кладет их в карман пижамы.
– Это мне месяц работать надо!»
– Эта сцена с Гамлетом у тебя ничего получилась, сойдет. «Боль-мень – пельмень!» Есть движение, есть действие. Немного юмора, – хвалит меня Асик.
Из магазинчика возвращается Боря.
– Вот сдача, – говорит он.
Не глядя, я кладу деньги в карман.
– Между прочим, деньги счет любят… – говорит Асик.
– Слушай, Боря – честный и порядочный человек! Что в наше время большая редкость.
– Ты всё читаешь, читаешь. Глаза не болят? – заботливо спрашивает меня Боря.
– Да нет…
Боря через плечо читает название пьесы:
– «Сны о старом Ташкенте»… Исторический?
– Нет. Хотя не знаю…
– Вот именно! Признался наконец! – почти радостно шипит Асик. – Даже жанр собственного произведения не можешь определить!
– А я люблю романы Пикуля, – говорит Боря. – Читал?
– Читал.
– А про что это?
– Про Ташкент… Старый.
Боря знает, что я имею отношение к кино, потому что раза два мы приезжали на станцию вместе с другом, известным киноартистом.
– Кино будешь снимать?
– Нет, это пьеса, для театра.
– Сам придумал?
– Сам.
– Молодец. Уважаю. – Боря возвращается к моему мотору.
– Ну вот, заслужил похвалу простого рабочего человека! – говорит Асик. – Ну что, читаем дальше?
«Во двор входит Малика с сумкой в руке. Не замечая Исаака, подходит к колонке, долго пьет воду, подставив ладони, потом стягивает с себя косынку и плещет водой в лицо.
Рассказчик снов:
– Это моя мама. Она работала в ночную смену на втором хлебозаводе. От неё всегда пахло свежеиспеченным хлебом и ещё чем-то неуловимым. Им на работе полагалось по две буханки, и у нас дома всегда бывал свежий хлеб – «серый», по шестнадцать копеек. Вкусный-вкусный.
Все на сцене замирают».
– Хорошо, – говорит Асик. – Но почему ты опять врёшь? Твоя настоящая мама никогда не работала на хлебозаводе, а была врачом. Да и отчима у тебя никогда не было!
– Асик! Сколько можно повторять: Рассказчик – это вовсе не я!
– А кто же?
– Это обобщенный образ! И вообще, у меня не документальная повесть или автобиография, а пьеса. Пье-са! И я имею право придумывать характеры, судьбы героев! И этот киношный прием – «Замри» мне тоже нравится. Вот, слушай!