Корпорация «Коррупция»
Шрифт:
женою человека, которого видишь перед собою?
– Имею, честный отче, – у Алены не было никаких сомнений, только радость от
вершащегося, но голос предательски дрогнул.
– Не связана ли обещанием другому жениху?
– Нет, не связана.
И тут она услышала свистящий шепот, шедший из ниоткуда, точно зародившийся
глубоко в подсознании: не свое ты место заняла! Чужое!
створы окон, ворвался в храм, сквозняком просвистел по полу и, оттолкнув дверь,
вырвался наружу. Голубое небо вмиг потемнело, налилось свинцом, нависло тяжелым
покровом и разразилось ливнем. Ропот пронесся среди прихожан, напуганных резкой
переменой погоды. Ударил гром, покачнув бревенчатые стены храма. Скрипнул крест,
вздрогнули лики святых, заколебалось, затрепетало пламя свечей. Неведомая сила
подхватила Алену, точно пушинку, скомкала, сжала в кулак и выбросила бестелесную
оболочку из тела, из храма, на улицу к простолюдинам и лошадям, под холодные капли
проливного дождя.
Испугано ахнули прихожане. Ужас от происходящего сковал Соболевой душу. И
только священник взывал к Всевышнему, продолжая венчание:
– Благословено Царство…
После краткой ектеньи о благостоянии душевном и телесном жениха и невесты
священник произнес три молитвы:
– Боже Пречистый и всея твари Содетелю…
– Благословен еси, Господи Боже наш…
– Боже Святый, создавый от персти человека…
Алена Соболева одиноко стояла в грязи, под дождем, не в силах сдвинуться с места, а
в голове нервно пульсировало: Чужое место! Не твое! Прекрасно понимая, что должна
обязательно вернуться в тело невесты – иначе случится непоправимое – не могла ступить
и шага. Недавние яркие краски померкли, явь стала мрачной, под гнетом непогоды звери
разбежались, а птицы разлетелись в поисках укрытия. Кучер и прочие служки попрятались
в укромных местах. Лошади на привязи нервно топтались на месте, замешивая грязь.
Усиливающийся ветер, гулко завывая в вышине, нещадно пригибал деревья и кустарники,
стелил по земле сочные травы. Будто из разверзшихся небес хлестали вниз потоки воды.
То был уже не дождь, а водопад, быстрый и стремительный, образующий не лужи, а озера.
Молния разрубила небо надвое. Раз! Другой! В третий раз угодила точно в купол с
крестом, но вопреки ожиданиям, не зажгла иссушенное временем дерево, а с шипением
захлебнулась в нем. Следом ударили оглушительные раскаты грома. Каждый
последующий вдвое, а то и втрое превосходящий предыдущие.
Ничего
обездвиженная перед порогом храма. Лишенная тела, не чувствовавшая ни холода, ни
влаги. Все ощущения – только внутри, в душе. Необъяснимая тьма, боль и пустота.
Затрудняясь сказать, когда все закончилось, просто открыв глаза, Алена вновь
увидела свет и услышала звуки. Сначала тихие, затем все громче и разнообразнее. Вновь
воссиявшее солнце дразнило солнечными зайчиками, в нос ударил запах хвои и влажной
травы. Разреженным после грозы воздухом дышалось легко и сладостно.
Кучер растеряно перетаптывался с ноги на ногу, будто проверяя сбрую, а на самом
деле опасливо косился на вход в церковь. На глаза накатились слезы, а дыхание сбивалось
резкими вздохами. Его экипаж был укрыт черным бархатом с серебряной тесьмой.
Что-то случилось, что-то произошло, а Алена не могла найти объяснение. У нее из
сознания точно вырвали фрагмент. Действительность разделилась на две части: до бури и
сейчас. Никакого связующего звена. Пустота. Словно она уснула и не помнила об этом.
В какофонии звуков и произносимых молитв все различимее становилась одна. Ее
сила и мощь нарастала, четче слышалось литургическое песнопение, без сомнений
угадывался голос священника и поддержка хора. Сквозь череду мыслей Соболева вдруг
осознала: отходная!
– Молитвами святых отец наших… Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе. Царю
Небесный… Трисвятое по Отче наш. Господи помилуй… Господи помилуй… Господи
помилуй…
Последние слова затягивались в заунывное пение, подхватываемое рыданием
десятком голосов. Сначала из церкви показался отче со скорбным взглядом и кадилом в
руке, за ним вышли пажи, с застывшими на лицах траурными масками и лиловыми
подушечками, на которых теперь покоились не обручальные кольца, а венцы. А следом…
Следом прихожане вынесли гроб. Угольно-черный, блестящий, монументальный с
кипельно белым убранством. Упокоенные выразительные глаза жениха смотрели в небо.
Лицо с погасшим румянцем было строго, и по-прежнему мужественно. Смерть, казалось,
только возвеличила его.
Установив гроб на экипаж так, чтобы рядом еще оставалось место, люди
расступились, освобождая дорогу. И – о ужас! – из церкви вынесли другой. Поменьше и
полегче. Пурпурно-красный, с резными бронзовыми ручками и нежно-розовым девичьим
убранством. Фаты на невесте уже не было, а лик оставался умиротворенно-счастливым.