Корпус
Шрифт:
– А спички? – поинтересовался Сашка Орехов.
– Все в ажуре, не боись, – усмехнулся Смирнов, доставая откуда-то новенький коробок.
– Ну вот, теперь порядок, – подытожил Гусев и забрал у Смирнова пачку. – Значит, так, кореша. В очередь стройтесь, сам буду выдавать. Поштучно, – распорядился он, обмахиваясь майкой. Жара в раздевалке стояла не слабее вчерашней.
До чего же это было здорово – затянуться горьковато-сладким, полузабытым дымком, лениво стряхнуть пепел в ладонь (не на пол же! Вдруг заметят. А руку вымоешь –
– Да, мужики, здорово у нас получилось, – лениво выдавил из себя Смирнов, крутя сигарету в пальцах.
– Куда уж мелким соплякам из Групп, – поддакнул Александров, сидевший возле двери. Ему полагалось быть на шухере, и если кто ломанется, сразу свистнуть.
– Не отвлекайся, Серый, – посоветовал из своего угла Гусев. – Твое дело маленькое, ты у нас на стреме.
– И вообще, – неожиданно для себя выпалил вдруг Костя, – давно ли сам мелким был? Ты что, здорово их лучше, да?
– А ты чего? Ты чего баллоны катишь? – окрысился Серега.
– А того! Сам в соплях по колено, а тоже туда же. Месяц как у себя в Группе Помощником, а какой, значит, крутой! Потому и пацанов своих на коленях стоять заставляешь, да?
– Ты, Кастет, фильтруй базар, – возразил Димка Руднев. – Можно подумать, что сам не Помощник. Мы тут все заодно, а эти, в Группах… Они же так, мусор. Как наш воспитатель говорил, Григорий – сырье вонючее.
– А ты вообще заткнись, Димон, – чуть не дав петуха, крикнул Костя. – Своих на горячую батарею сажаешь, потому и за этого козла заступаешься?
Его охватила какая-то унылая, тоскливая ярость. Он сам не понимал, что на него нашло, с какой стати он накинулся на Александрова, и вообще откуда взялись его слова. Но, однако же, чувствовал, что остановиться не может, и пальцы сами собой сжимались в кулаки. Сейчас, наверное, до махаловки дойдет. Ну ничего, так просто он им не дастся. Они этот день надолго запомнят.
Но драки почему-то не возникло.
– В общем, ты, Кастет, лажу не гони, – все так же лениво протянул Гусев. – Вообще, странный ты какой-то сегодня. Честно скажу, не нравишься ты мне что-то. Смотри…
– А может, он нас заложить решил? – вставил Смирнов.
– Кто, я? – от гнева у Кости перехватило дыхание. – Да ты сам кого хочешь заложишь, глиста собачья!
– Да я тебя сейчас! – рванулся Смирнов. – Да я из тебя котлету…
Его удержали за локти.
– Не дергайся, Леха, видишь – мальчик не в себе, – усмехнулся Гусев. – Курение кое-кому не пошло на пользу. Видать, не дорос пока-что. Утихните, пацаны, на дураков не обижаются. А ты, Кастет, не прав, – добавил он немного погодя. – Головой, что ли, повредился. Чего это тебе выступать вздумалось? Своих в Группе не лупишь разве?
– Ну, луплю, – нехотя буркнул Костя. – Но только для дела, не из удовольствия, как некоторые…
Возбуждение схлынуло, он стоял посреди раздевалки усталый, потный и растерянный, не зная, что же делать дальше. Легко было скандалить, а вот как с ними теперь?
– Ну и завянь, – подытожил Гусев. – Ты для дела, и другие для дела. Все мы тут одинаковые, и нефига возникать. Усвоил?
– Ладно, все, проехали.
– Молчи-молчи, – ухмыльнулся Смирнов. – С тобой разговор еще будет. Еще умоешься соплями.
Остальные вообще никак не отозвались. Вроде бы как им и дела до того не было.
И вновь Костя подумал, что все это очень даже неспроста.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПРОЩАНИЕ
1
Он стоял на мокрой, почти безлюдной платформе. Сумерки, незаметно сгустившись, перетекали в ночь – мокрую, тяжелую, пахнущую гнилью и ржавчиной. В мертвенно-синем луче фонаря мутно поблескивали подмерзающие лужицы, с бурого неба сыпало чем-то мелким. То ли дождь, то ли снег – Сергей не мог разобрать.
Стрелка станционных часов, казалось, прилипла к циферблату. И лишь изредка, со скрипом перепрыгивала на следующее деление. Без четверти восемь – стало быть, до электрички еще минут пять. Сергей знал, что эти минуты будут тянуться бесконечно. На летящую с неба пакость он внимания уже не обращал. Теперь уже все равно. И если необходимо ждать – лучше уж здесь, в слякотной промозглой темноте. Дома оставаться невозможно – любая вещь притягивает взгляд, и зябко становится при мысли, что все это видишь в последний раз. Конечно, никакого разговора насчет сроков не было, но Сергей сразу почувствовал – это навсегда. И теперь сосало под ложечкой, сердце колотилось точно у догоняющего автобус пенсионера.
Хотя держать себя в руках оказалось не так уж сложно. Со стороны, наверное, никто ничего и не заметил. Но это как раз неудивительно: никому до него нет дела. Даже когда он исчезнет, всполошатся они не сразу. Очень даже не сразу. Впрочем, это их трудности. Сергей криво усмехнулся, представив раздраженную физиономию Шефа, которого атакует бухгалтерия. Машина крутится, учет налажен, деньги пора платить – а человека-то и нет. Наверняка уголовный розыск подключат. Потому как положено. Но розыск как раз не станет суетиться. У них там таких дел об исчезновениях выше головы. Поручат следствие какому-нибудь замученному язвой желудка и финансовыми неурядицами лейтенанту, тот аккуратно оформит все нужные бумаги, и где-нибудь через два-три месяца дело сдадут в архив.
В институте его вычеркнут из списков и благополучно забудут. Квартиру опечатают и сдадут в жилой фонд. Вещи опишут. За неимением прямых наследников. Да и с непрямыми негусто. И не пройдет года, как в бывшую его квартирку вселится какая-нибудь шумная многодетная семья и немедленно насчет скандалить с верхними соседями на предмет заливания. Или насчет шума после одиннадцати. Или вообще безо всякого повода – просто так, чтобы излить накопившееся в очередях и транспорте серенькое будничное зло. Лариска, может, и позвонит когда-нибудь, ей сухо ответят: "Вы ошиблись, девушка, у нас таких нет!" Впрочем, с какой это стати она будет звонить? Все точки над "i" давно уже расставлены.