Корсар
Шрифт:
И моё молчание, словно немое разрешение, дающее право на всё. И Ева делает то, что считает правильным: рвёт белый прямоугольник на мелкие клочки и взмахом руки посылает обрывки в воздух. Они разлетаются, пикируют на фоне серого неба, а мне кажется, что это моя чёртова боль рассыпается на части.
Наверное, именно это и нужно было сделать ещё вечером, когда визитка попала мне в руки. Или потом, когда сидел на кухне, выкуривая одну сигарету за другой, и ворочал гнилую память, шипя от почти физической боли.
— Я люблю тебя, —
— Что?
Глажу её по волосам, ладонью впитывая её тепло, а Ева хмурится, о чём-то размышляя.
— Да ладно, неважно. Не обращай внимания.
— Как скажешь. — Целую её в лоб, вдыхая аромат весны и надежды, а на сердце вдруг становится спокойно и тепло.
— Включи всё-таки эту шайтан машину, — просит, высвобождаясь из объятий. — А то ещё голову ей сверну, я себя знаю.
Ева отнимает трубку от уха и бросает телефон на диван.
— Что стряслось?
— Ира не отвечает, я уж раз десять и ей звонила, и родителям её, и в соцсети писала, но в ответ — тишина. Как провалилась куда-то.
Ева расстроена и зла одновременно, а мне такое не нравится.
— Волнуешься?
Кивает и задумчиво смотрит куда-то в сторону.
— Я поеду к ней на квартиру, — говорит, хлопая себя по коленям. — Мало ли что случилось. Надо всё проверить. Вдруг она в ванной поскользнулась, или отравилась чем-то? Ира никогда не пропадала, чтобы родителям не сообщить о том, где гуляет.
— Сама ты никуда не поедешь. — Она открывает рот, чтобы что-то сказать, поспорить, а я отрицательно машу головой, пресекая всякие возражения. — Не спорь, потому что, если Урод где-то рядом, одна ты туда не сунешься.
— Да ну… Что ему там делать? Она ж с его сыном встречается, не с ним же.
— Это ясно, но всё равно.
— Может, всё-таки я сама? — заглядывает в глаза робко, а я улыбаюсь.
— Боишься, что вдруг увижу его, не выдержу и убью? — усмехаюсь, глядя как Ева стремительно бледнеет. — Не бойся, постараюсь держать себя в руках. Так что не паникуй раньше времени, я не такой уж конченый псих.
Она хмурится, но потом всё-таки соглашается и идёт одеваться.
А я думаю про себя о том, смогу ли на самом деле сдержаться, если увижу его? Загадка.
Никогда в этом никому не признаюсь, но Ева мне нужна сейчас, чтобы окончательно с катушек не слететь и не утонуть в слепой ярости. Если она будет рядом, возможно, смогу удержаться от рокового шага вниз с обрыва?
И да, будь я проклят, но в глубине души хочу его увидеть.
38. Ева
Пока собирались, я набирала номер Иры, наверное, десятки раз, но так и не получила ответа. Механический голос твердил о недоступности абонента, а в груди сжимался предательский комок беспокойства. Куда она делась, никого не предупредив? На работу не вышла, родители в панике,
До дома, где Ира снимает квартиру — совсем маленькую, но позволяющую чувствовать себя взрослой и независимой — доезжаем буквально за полчаса, и уже оказавшись у цели, выдыхаю, убеждая себя: с ней всё обязательно будет хорошо.
Запрещаю себе паниковать, потому что ни к чему хорошему это не приведёт.
Возле подъезда плотным рядком сидят вездесущие и всезнающие бабули, от орлиного взгляда которых ничего не скроется.
— Сейчас просто поднимусь и узнаю, дома ли она, — говорю и, встав на носочки, целую Роджера в щёку. — Я быстро, подожди меня пять минут.
— Если что, сразу звони.
— Да что там случиться-то может? Я быстро.
И не дав ему остановить меня, как слишком любит это делать, бегу к подъезду. Ему и без моей подруги проблем хватает, не нужно, чтобы ещё в это всё влезал. Да и боюсь, честно говоря, что Урод может быть сейчас у Иры, и тогда вообще непонятно, чем дело закончится. Нет-нет, пусть уж на улице подождёт, целее будет.
— Евочка, давно не виделись, — улыбается Марья Семёновна, соседка Иры сверху. — Давно ты в гости к подружке не забегала.
Старушки синхронно кивают, а я пожимаю плечами, мол, дела, дела.
— Не знаете, Ира дома?
Старушки переглядываются и одна, сидящая с самого края лавочки, говорит:
— Вроде бы дома. Но за дверью тихо, а жених её этот… хлыщ напомаженный… — при этих словах её передёргивает от возмущения так, что седой налакированный чубчик смешно подпрыгивает, — на рассвете ушёл. Я в окно видела.
Зоркий сокол какой. И не спится же ночами людям.
— Ладно, я пойду, до свидания.
— Пока, Евочка! Забегай к нам в гости, — прощается Лакированный чубчик, а её товарки спешно поддакивают.
Чудные бабули, почти безобидные. Даже, по слухам, не сильно-то кому и кости перемывают, больше свои греют на солнце. Ещё и полезными бывают временами, вот как сейчас.
Подхожу к лифту, жму на кнопку, но в ответ тишина.
— Не работает он у нас, третий день уж мастеров дожидаемся, — говорит мужчина средних лет, вошедший за мной следом в подъезд.
Украдкой осматриваю его с ног до головы, но он не кажется подозрительным или опасным, потому просто киваю, благодарю и направляюсь к лестнице, ведущей наверх. Первые три ступеньки стёрты от частой ходьбы и отчаянно просят ремонта. Да и сам подъезд обшарпанный и обветшалый какой-то, не спасают даже новые железные двери каждой из квартир.
“Господи, Ира, куда ты делась?” — молоточками в голове, когда миную один пролёт за другим. Подсознательно ожидаю звука шагов за спиной. И пусть тот мужчина показался абсолютно нормальным, но ведь никогда не угадаешь, кем может оказаться случайный прохожий — врагом, насильником или другом. Но в ответ на тревожные мысли — гнетущая тишина сонного подъезда.