Корсары Ивана Грозного
Шрифт:
Кровь бросилась в лицо князю Андрею. Он схватился за саблю.
— Успокойтесь, дорогой князь, вы забыли, что я коронный канцлер и читал все бумаги, в том числе и вашу записку к пану Хоткевичу.
— Но ведь его величество обещал мне хранить тайну, — вырвалось у князя.
— Я и не собираюсь нарушать обещание. Это сказано только вам. Мне интересно, при каких обстоятельствах позволительно… ну, скажем, бросить свою отчизну, окруженную врагами, свой народ…
— Где моя отчизна, от кого мне ее защищать? Не татары, а царь губит отчизну! — яростно выкрикнул князь.
— Ну хорошо…
Мимо проскакали на гнедых конях два ратника, увешанные оружием. Пыль, поднятую конскими копытами, подхватил ветер и закрутил вихрем по улице.
Курбский не сразу ответил. Он долго вытирал потное лицо большим белым платком.
— Что ж, у каждого свой взгляд на вещи, — сказал он наконец. — Я доказываю свою преданность польской короне, разве вам это не по душе?
— Не знаю, может быть, и я, чувствуя, что над головой висит топор палача, покинул бы свое отечество. Но бороться против него с оружием в руках, придумывать погибель своей земле… нет, это не укладывается в моей голове. Вот если бы вы, вместо того чтобы наводить крымского хана на свою землю, прикончили царя Ивана? Но простите меня, вельможный пан Андрей, это мысли простого шляхтича. Как канцлер польской короны, я другого мнения и буду весьма рад, если нам удастся свершить вашу задумку. Кстати сказать, мне очень понравилась мысль провести к Москве Девлет-Гирея в обход приокских крепостей. Прошу вельможного пана завтра утром быть у меня. Мы вместе разработаем секретный план против гнусного московита.
Князь Константин Острожский во время сеймовых заседаний занимал обширный дом своего двоюродного брата. В последний вторник июля, вскоре после торжественной присяги, он собрался ехать на Киевщину. В день отъезда князь дал прощальный обед. За его столом сидели почти все православные вельможные паны из Литвы и русских земель.
Князь Курбский, сказавшись больным, не принял приглашения. Он не хотел встречаться со своими соседями, с которыми враждовал. А потом, после разговора с канцлером, состоявшегося рано утром, когда было решено немедленно отправить к крымскому хану королевских послов и добиваться его выступления против Москвы, Курбскому стало не по себе. «Я сделал правильно, — старался он себя успокоить. — Царя Ивана необходимо уничтожить, для борьбы с бешеным зверем хороши все средства».
Однако Курбский знал, что его чудовищный план, если он станет известен, одобрят далеко не все русские вельможи Литовского княжества.
Около четырех часов после полудня, закончив недолгие сборы, князь Андрей с десятком слуг выехал в свой замок, стоявший близ Ковеля, в местечке Миляновичи. За городской заставой его догнал торжественный поезд киевского воеводы. Князь Острожский ехал в золоченой карете в сопровождении двухсот вооруженных всадников.
Заметив на обочине дороги Курбского, скромно уступившего дорогу, воевода остановил карету и пригласил князя к себе.
Андрей
Несколько верст они проехали молча. Лето было в самом разгаре. По пыльной дороге карета катилась мягко. За заставой сразу потянулись желтеющие нивы вперемежку с перелесками и рощицами.
— Я слышал, ты внове хочешь жениться, княже? — спросил Константин Острожский, подкладывая под локоть подушку.
— Мою жену замучил московский царь, — со злобой сказал Курбский. — Она умерла в заточении вместе с сыном.
— Что ж… Мария из дома Голшанских выгодная для тебя жена. Она в родстве со многими знатными родами. Сангушки, Збаражские, Сопеги, Воловичи — ее родственники. Большие поместья на Волыни и в Литве… Однако вдова не совсем молода.
— Она мне ровесница.
— Прости, княже, сколько тебе, я запамятовал.
— Исполнилось сорок два.
Знакомцы помолчали.
Острожский знал, что Мария Юрьевна старше своего жениха на четыре года. Она успела схоронить двух мужей. В семействе Голшанских были вечные раздоры и бесконечные тяжбы. От первого мужа у вдовы осталось два взрослых сына…
— Обед у меня прошел очень шумно, — сказал Острожский. — Пановья оплакивали кончину вольного Литовского государства. Они чуть не передрались, упрекая друг друга в слабости. Жалели, что дали клятву… Вся надежда на скорую смерть Сигизмунда-Августа. Его смерть — удобный случай оторваться от польской короны. Ты не поверишь, княже, Сигизмунд еще жив, а на обеде называли имена новых королей!
— Интересно, какого короля хотят вельможные паны?
— Императора Максимилиана, его сына эрцгерцога Эрнеста… Но вот что сказал вельможный пан Ян Хоткевич: мелкое дворянство прочит в короли Федора, второго сына московского царя, или самого Иоанна.
Курбский круто повернулся к собеседнику.
— Ты шутишь, вельможный князь и пан?
— Вовсе нет. Я повторяю то, что слышал от пана Хоткевича.
— Они сошли с ума! Им не жалко своих голов. Пусть только появится в Польше этот зверь! Он зальет кровью всю землю.
— Ну, положим, здесь не Москва. Наши законы не дадут ему своевольничать… А ты подумай, княже, в этом, пожалуй, есть смысл.
— В чем смысл, посадить королем царя Ивана?
— Да.
— Душегуб своего народа не может быть благодетелем другого.
— А ты подумай иначе. Если московит станет королем или посадит на польский престол своего сына Федора, он поможет Литовскому княжеству отойти от Польши. Потом будет видно, что делать дальше. Для православной церкви это принесет несомненную пользу. Русские земли снова соединятся…