Косьбище
Шрифт:
– - Ты куда?! Ты чего мне говорил? А ну ему повтори!
– - А чё повторять-то? Говорил: не дело это когда упокойников полные бани набиты. Гробов наделать не поспеваю. Надоть было покойников в веси оставить -- пусть бы тамошние мужики потрудились. Да и закопали бы там. А тут ещё два гроба в запас сделать велено. Примета плохая -- коли домовина готовая стоит, то и покойник для неё найдётся.
– - Стоп! Звяга, это твоё дело указывать владетелю как ворогов казнить? Или - где сотнику Акиму сотоварищей своих боевых хоронить?
Так-то дядя, светит тебе явное превышение полномочий с посягательством на права владетеля и умаление его воинской
– - "Плохая примета"...
– ты сперва нынешним, уже готовым покойничкам, сделай сколько надо. Про запас и приметы после поговорим. Не пойму я, Аким Янович, ты меня с плотником спорить позвал или что? А если насчёт примет, так чего Светану не позвали? Она такие... "поиметы" знает... и расскажет, и покажет, и даст попробовать.
– - Вон! Все вон с отседова! Ты и ты -- сидеть! Ты -- стоять!
Доман со Звягой спешно покинули площадку семейной сцены. Можно же было просто сказать этим двоим, чтоб вышли, а то сразу в крик: "Все -- вон!". Похоже, дело о наказании кузнеца -- пропускается. Раз и Доман ушёл. Переходим к главному -- к "грехопадению". Аким сопит, вытирает губы рушником, дёргается. То сунет руку под армяк, ухватит там чего-то. То снова -- руки на стол.
– - Ну, ты, сказывай. Чего видел.
Это -- Хотену. Мужичок надулся от важности. Но -- дрейфит. Как бы оно бы...
– - Дык... Тута значит... Ну, крик... А ктой-то говорит... Эта... Ну... боярича звать надоть...
– - Не жуй! Дело говори! Короче -- ты вошёл. Что увидел?
– - Деда! Они голые! Совсем! В постели! Лежат!
– - Цыц! (Это Ольбегу). Сие правда есть? Говори, выблядок курвин! (Это родный батюшка - мне любимому)
Интересно, в рамках какой легенды мне предъявлено обвинение? Если я -- родной и любимый, хоть и внебрачный, сын Акима, то имел место быть коитус на фоне инцеста. А если -- нет, то - нет. То есть, если я сын не внебрачный, а только приёмный, то и дело сводится к простому оскорблению чести и достоинства бедной вдовы. Всего-то навсего. Что и имеет место быть, судя по используемым выражениям. Я про легенду, а не про оскорбление.
– - Как посмел ты, сучонок поганый, мою дочь в моем же доме снасиловать?!
Старый анекдот: приехали Василий Иванович с Петькой в Лондон. Толкнули ненароком там одного сэра. Тот обиделся и бросил им перчатку. Петька подобрал, посмотрел -- хорошая перчатка. "Василь Иваныч, дайте ему в морду. Может, он и пальто скинет".
"Перчатку" мне уже бросили, посмотри как тут у них с "польтами".
Я попытался найти разумный ответ на заданный идиотский вопрос. Как-то просто словами... Не убедительно будет. Надо бы чего-то такого "не такого" задвинуть. Спрогрессировать, что ли? В ноосферу имени товарища и академика Вернадского. Слез со скамейки и лёг ничком на пол.
– - Марьяша, иди-ка сюда, ляг рядом. Как лежала, когда Хотен в опочивальню заскочил.
– - Не... Не буду...
– - Это зачем ещё? (Это -- Аким).
– - А чтоб ты своими глазами увидел, а не чужим словам верил.
Марьяшка упиралась, но сама по себе мысль о проведении следственного эксперимента была воспринята аборигенами "на ура". Потом она долго изображала оскорблённую и испуганную невинность, боялась лечь со мною рядом, боялась прикоснуться, измять платье, запачкать. Но Акиму уже "припекло", а Хотен просто светился от своей значимости и памятливости на детали: "Не, Акимова, ты ж на него совсем залезши была. И ножку свою закинула... А ручка-то, ручка -- с другой стороны, в край постели упёртая... Не, не так --
Однако, тяжеловато. Как-то ночью мне тяжесть Марьяши на спине - дышать так не мешала. Или это потому, что лежу на жёстком, и рёбра давит? Ну, что они там? Свидетели уже закончили восстанавливать картину места события и персонажей в нём? Вроде -- да.
– - Аким, всё видишь? Ты муж опытный, много чего видел. А чего не видел -- слышал. Скажи мне, научи недоросля: как в такой позиции можно бабу изнасиловать?
Марьяша вскинулась, отдавила мне ногу, наступила коленкой на крестец, поднялась, сопровождая процесс потоком жалостливо-возмущённых междометий, и вдруг взвыла, отшатнулась, сделала шаг назад, зацепилась об меня, и рухнула на пол -- Аким уже стоял за столом. Страшный. Взбешённый. Пена на бороде и длинный меч в правой руке. Так вот что он прятал под армяком на столе! Называется эта железяка -- бастард. Он же -- ублюдок. Никак не пойму, почему бастард длиннее законного сына-меча. Или правду говорят: от креста - рождаются законные дети, от любви -- здоровые?
Первый удар взбесившегося мечника цели не достиг. Теперь ему нужно было обойти стол. С одной стороны ему мешала лавка. С другой -- развернулся и сел на постели Яков. Тоже с мечом в руке. Марьяша снова завыла и ползком устремилась к порогу.
– - Убью!!! Всех убью! С-суки! Гады! Змеища сатанинская!!! Курва!!!
Эх, Акимушка. Как я тебя понимаю. У самого дочка. Была. Будет. Сколько переживаний было, когда она подросла. Кстати, тоже под рукой держал железяку. Не такую как у тебя -- ятаган дарёный. Но не сувенирный -- вполне точёный и по руке примеренный. Ребята знакомые сделали из автомобильной рессоры. У нас в зонах такие мастера по металлу есть... Но -- применить не пришлось. Меня эти... коллизии как-то миновали. Проскочили. Однако и потом, раскладывая какую-нибудь даму из "по-моложе", как-то задумывался: а ведь и у этой - мама-папа есть. Тоже, поди, переживают. Даже интересоваться пытался. Обижаются: "Я уже большая девочка". Или ещё круче: "Я - взрослая самостоятельная женщина и обладаю всей полнотой гражданских прав и ответственности". Этим -- обладаешь. А вот насчёт ума и, особенно, души... Розенбаум чётко сказал:
"Вот и выросла дочь.
Стало незачем жить".
Я уже поднялся на четвереньки, когда увидел в углу Ольбега с расширенными, полными ужаса, глазами. Пришлось быстренько развернуться и сеть снова на пол на задницу. Аким выбрался-таки из-за стола и теперь стоял надо мной, медленно поднимая над головой свой меч двумя руками. Ангел карающий с бородой заплёванной. Опять, факеншит, очередной собеседник целит железяку мне в темечко. Да что ж они все по моей голове вдарить норовят! Это потому, что она такая лысая, или потому, что такая умная? Найду каску немецкую и буду носить не снимая. От придурков.
– - Молись. Змий диавольский.
– - Ты нашёл мою вину? Или убьёшь невиновного? Ты -- Аким Рябина.
Дед сглотнул. Ещё сильнее отвёл руки за голову. За его спиной вдруг резко дёрнулся сидевший на постели Яков. Его меч с силой ударил по кончику меча Акима. По комнате разнёсся мощный звон. Не то "благовест малиновый" на Пасху, не то "кузнечно-прессовый работает" -- в конце месяца. Акима развернуло в пол-оборота, он споткнулся и рухнул на пол. Ну вот, посидим рядком -- поговорим ладком. Впрочем, меч из руки он не выпустил -- профи, что возьмёшь.