Кошачье сердце
Шрифт:
«Пф-ф, сам жри свой Вискас. Паштет из печени гуся или утки давай! Маленький человечек».
Француз несколько удивился, но после недвусмысленных намёков Мурки через какое-то время поделился паштетом фуа-гра, или как там у них это лакомство называется? Киска наградила его воистину довольным и громким мурчанием.
Наконец, ближе к вечеру пришёл главный. Его великолепие — профессор Созидалов! С коробкой, которой Зури чрезвычайно обрадовалась. То есть, Зури обрадовалась, конечно, не самой коробке, а её содержимому, да так, что в конце
«Коврики и лежанки — для пушистых засранцев. Настоящая кошка должна спать в простой картонной коробке, так я считаю», — рассуждала бывалая Мурка. — «Коробка — это укрытие от любопытных глаз. Коробка — это тепло и уют. Коробку, если уж совсем нервишки будут шалить, можно ради успокоения расцарапать и разодрать. Наконец, коробки похожи на капсулы, в которых нас отправили на Землю в далёкие времена. Кот по имени Айк говорил, что если долго лежать в коробке, то за тобой прилетят и заберут обратно на родную планету…»
Но в принципе, Мурке сейчас и на Земле было вполне хорошо. Её кормили, поили, гладили, с ней даже играли, так что грех было жаловаться. Когда на следующую ночь ей снова позволили болтаться по офису, она даже не стала особенно куролесить. Залезла в свою коробочку и уснула. Видать, совсем режим сбился. Ведь ясное дело, что нормальная кошка должна спать только днём.
* * *
Мурка быстро приобретала всё новых и новых поклонников. Особенно её любили японцы. Они относились к ней бережно, словно Мурка была не уличной кошкой, а какой-то принцессой. На руках разве что не носили. Хотя… почему «разве что»? Как раз таки периодически и носили.
Вискас так и остался нетронутым, ибо вскоре Мурку подкармливала уже добрая половина офисного персонала. Вот тебе, кисонька, азиатская кухня, вот арабская, европейская, американская — выбирай! Мясо, морепродукты, свежее молочко… Всего за неделю кошка съела больше, чем за предшествующие два месяца. На боках появился симпатичный жирок.
«Нормально, нормально», — не расстраивалась, а радовалась лишнему весу Мурка. — «Я современная бодипозитивная кошка. Принимаю себя такой, какая я есть. М-да, есть я люблю».
— Госпожа Мурка, кушать подано, идите жрать, пожалуйста, — регулярно приносил ей кефирчик и сметанку из «Берёзки» профессор.
— Не соизволите ли отведать эскарго по-провансальски, — предлагал ей попробовать тушёные улитки доктор Бернард.
— Ньяма чома это. Ты долго ещё нюхать будешь? Ешь давай или отвали, киса! — один раз удалось выклянчить у Зури жаренной на гриле козлятины.
— М-м-м, унаги кусяй, коська. Вкусьний речной угорь, да, — пожалуй, больше всего Мурке нравилась японская кухня.
— Самгёпсаль! Очень сытная пища! — от корейской еды Мурка тоже, как правило, не отказывалась.
— Кошка, тебе нельзя есть халву. Нет, лукум и щербет тебе тоже нельзя! На вот, кусочки курицы из шаурмы,
— А не жирно тебе будет хамон есть? Знаешь, он какой дорогой? — Мурка не считала, что ей будет жирно.
— Слышь, киска, нам-то оставь пармезан! — возмущались кошачьей ненасытности итальянцы.
— Ты что, совсем зажралась? Смотри, мясо из бургера есть не хочет! — возмущались канадцы с американцами, попытавшиеся откупиться от Мурки жалким суррогатом еды из ресторана быстрого питания. — Ну ладно, ладно, в следующий раз индейку тебе принесу… — Через какое-то время кошке удалось приучить местных к более здоровому питанию.
Ну и как тут было не растолстеть? Не могла же Мурка отказаться от любезно предоставленных угощений! Кушала, исключительно чтобы не обидеть людей, так сказать…
Конечно, за всё так или иначе приходилось расплачиваться. И речь шла не столько о резко набранном весе или потраченного на людей времени, сколько о странных исследованиях, объектом которых стала кошечка. Фёдор Фёдорович по несколько часов в день заставлял её делать разные и не всегда приятные вещи.
Два-три раза в неделю её заманивали в клетку для переноски, везли на лифте на другой этаж здания. Там Мурку без всякого разрешения усыпляли, кололи в лапы какую-то синюю жидкость, после чего клали в большую трубу. Даже сквозь сон Мурке мерещились стуки и скрипы вращавшихся вокруг её безвольного тела катушек. Кажется, профессор называл эту фиговину томографом, но кто ж такие мудрёные названия разберёт?
В самом офисе Фёдор Фёдорович часто крепил ей на голову небольшие металлические диски, а также воротник в виде конуса, чтобы диски невозможно было содрать. После этого Мурку благодушно отпускали заниматься своими делами. Киска такое «благодушие» ненавидела. Для неё это была настоящая пытка, поскольку воротник чрезвычайно мешал! Но профессор говорил, что собирает какие-то данные, связанные с электрической активностью мозга, надо потерпеть, все дела. В качестве извинений в конце процедуры Мурке всегда доставались особо изысканные деликатесы, так что через некоторое время кошка отчасти к неудобствам привыкла. Не повылизываешь шёрстку, конечно, но бегать, кушать и спать с дебильным конусом вокруг головы при желании всё же можно.
«Наверное, исследуют мой выдающийся интеллект», — пришла к умозаключению Мурка. — «Ведь не просто так именно меня на улице подобрали. Профессор — человек умный, а потому сразу распознал во мне признаки гениальности. Хотят изучить мой мозг, чтобы новую породу сверхразумных кошек вывести. Назовём её кото сапиенсами…»
Связь исследований с секс-игрушками от Мурки, конечно же, ускользала. Что ж, ничего удивительного, она ведь была кошкой разумной, а не человеком извращённым. Это только у людей всё всегда сводится к сексу.