Кошачья Свара. Мадрид, 1936
Шрифт:
– Чтобы меня убить?
– спросил Энтони, не веря своим ушам.
– Да ладно, бросьте эти глупости! Зачем вам меня убивать? Чтобы ограбить? У меня с собой ничего нет. Часы и...
– Оставьте это, дон Антонио. Это приказ сверху. Я сам и эти товарищи - члены партии. И товарищ Коля отдал нам приказ вас ликвидировать. Ради нашего дела.
– Какого дела?
– Ну какого по-вашему, дон Антонио? Ради дела мирового пролетариата!
В диалог вмешался один из мужчин.
– Кончай свою проповедь, Ихинио. Мы тут, чтобы сделать дело, а не болтать. Чем раньше начнем, тем раньше закончим.
Он произнес это без раздражения и жестокости. Очевидно, что ни одному не нравилась возложенная на них миссия.
– А мне насрать, Маноло, - ответил
– Одно дело - исполнить приговор во имя Октябрьской революции, а совсем другое - разделаться с человеком, будто он просто свинья какая-то. В конце концов, дон Антонио - вовсе не враг народа. Так ведь, дон Антонио?
– Ихинио, не тебе выносить вердикт, - вмешался третий.
Энтони решил перевести дискуссию в менее теоретическое русло. Он не переставал помнить о серьезности угрозы, но если эти люди устроили ему столь изощренную ловушку, что наверняка у них был на то значимый мотив.
– Может быть, вы всё неправильно поняли?
– предположил он.
– Я не знаю, кто такой товарищ Коля, как и он не знает, кто я такой. Мы в жизни друг друга не видели.
– Этого вы знать не можете. Личность товарища Коли держится в секрете. И вообще, вопрос не в этом. Приказы товарища Коли не обсуждаются. Тут и говорить не о чем.
– Хорошо сказано, - согласился четвертый мужчина, который до сих пор молчал.
С этими словами он спрыгнул с ящика, на котором стоял, и Энтони обнаружил, что мужчина оказался карликом. Лишь тогда он понял, что эта пародия на суд, перед которым он предстал, была не просто небольшим спектаклем, а короткой прелюдией к его собственной смерти. Эта мысль произвела на него на удивление успокаивающее действие, его охватила апатия. Ему не казалось неправильным, что путь, начавшийся в аудиториях и библиотеках Кембриджа и продолженный в залах музея Прадо, после многих лет работы, редких успехов, нескольких неудач и справедливой дозы надежд и фантазий, завершится именно здесь, в Мадриде, охваченном слепой ненавистью и насилием, в руках шутов, в которых воплотились отчетливые черты испанского барокко.
– Ладно, пойдемте туда, - сказал Ихинио Самора.
– Мне нужно только несколько секунд, чтобы уточнить с доном Антонио кое-какие детали его отношений с моей крестницей. В семейных делах нельзя оставлять недосказанности. Товарищи, - добавил он для Энтони, - в курсе ваших отношений с Тоньиной.
Энтони послушно побрел вслед за Ихинио. Он спрашивал себя, какие детали могут иметь значение в эти последние мгновения его жизни, но не стал возражать. Когда они оказались у двери, Ихинио Самора схватил Энтони под руку, имитируя тайную беседу, и прошептал ему на ухо:
– Я оставил ее открытой.
Энтони понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что речь о двери. Годы, проведенные в кабинете, не лишили его быстроты реакции. Не задумавшись, он со всей силы пнул Ихинио Самору, чье хрупкое телосложение не могло противостоять удару, а может, он просто притворился и упал, что отвлекло внимание его товарищей на ту долю секунды, которая понадобилась англичанину, чтобы открыть дверь, выскочить на улицу и помчаться со скоростью метеора.
Поспешные шаги, ругательства и выстрел показали Энтони, что преследователи бросились вдогонку. Несколько широких шагов дали ему достаточное преимущество, чтобы не слишком точные выстрелы, сделанные на бегу, не попали в цель. Он быстро добежал до рынка, где бродил чуть раньше. Там он стал легкой мишенью, несмотря на тусклый свет фонарей. Он зигзагами добрался до грузовиков, с тремя наступающими на пятки преследователями и чуть отставшим карликом. Оказавшись там, Энтони попытался спрятаться, не питая особых надежд, и услышал крик карлика:
– Отрежьте ему путь! Я загляну под колеса!
Скрючившегося и тяжело дышавшего Энтони охватило безропотное смирение, он почувствовал, как приступ паники парализует всё тело. Англичанин закрыл глаза и оставался в таком положении, как ему показалось, целую вечность, пока не вынужден был их снова открыть от звука газующего двигателя.
Когда они немного отъехали от места событий, автомобиль замедлил скорость, и водитель обернулся к Энтони с ироничной улыбкой.
– Могу я узнать, как тебя угораздило попасть в эту переделку?
– спросил он.
– О чем ты только думал? Хотел стать героем?
– Кто бы говорил, - ответил англичанин.
Глава 39
В отличие от бурных событий, произошедших у пустынных Толедских ворот, перестрелка на площади Ангела привлекла внимание огромного количества посетителей оживленных пивных с соседней площади Санта-Ана. Среди них было двое врачей, которые немедленно вызвались осмотреть тело Гильермо дель Валье и объявили, что он еще жив, хотя пульс был очень слабым. Агенты, которые в него стреляли, помогли врачам перенести парня внутрь отеля и положить его на стол. На мостовой после него осталась огромная лужа крови. Портье помогал им во всём, о чем его просили, не прекращая дрожать, вздыхать и бормотать, что уж он-то предсказывал, что всё это плохо кончится. К его закономерной тревоге прибавлялась перспектива длительного допроса и, вероятно, потери работы.
На место преступления не замедлили прибыть двое агентов штурмовой гвардии, которые обругали любопытных и, размахивая дубинками, призвали их разойтись. В то же время один из двоих врачей позвонил в больницу, скорая помощь была уже в пути. Затем агенты позвонили подполковнику Марранону и ввели его в курс произошедшего. Подполковник, в свою очередь, позвонил министру внутренних дел и без промедления прибыл в гостиницу лично. К тому моменту скорая уже увезла молодого человека. Подполковник спросил, знал ли кто-нибудь личность жертвы, на что получил отрицательный ответ: у молодого человека не было при себе документов; только портье сообщил, что видел его до этого пару раз и описал обстоятельства.
– Будь проклята эта картина, - прорычал подполковник, - в этой стране ничего не происходит без участия этого чертова англичанина. Мы знаем, что с ним стало?
Никто из присутствующих не знал. Подполковник в тот момент готов был перекреститься, если бы это помогло узнать местонахождение Энтони Уайтлендса и компании, в которой он находился. Пока он собирал эту информацию, в гостинице зазвонил телефон. Трубку взял сам подполковник. Это был дон Амос Сальвадор, министр внутренних дел. Ему рассказали о случившемся и принятых мерах.Также выяснилась личность жертвы: Гильермо дель Валье, сын герцога де ла Игуалады, того самого, который хотел продать картину Веласкеса. Товарищи молодого человека вернулись в Центр, чтобы доложить о том, что они не без оснований рассматривали как акт неоправданной агрессии. Один из руководителей Фаланги позвонил семье потерпевшего, чтобы сообщить печальную новость.
– Герцог на пути к гостинице, - сказал министр.
– Как можно скорее отправьте подальше виновников происшествия и приготовьте более или менее правдоподобное объяснение. После этого не оставайтесь на улице, сегодня ночью могут возникнуть перестрелки.
Подполковник отпустил двух агентов, предварительно осыпав их ругательствами: за такое короткое время они совершили две ошибки подряд, каждая из которых могла иметь серьезнейшие последствия. Через некоторое время появился автомобиль, управляемый водителем в униформе герцога де ла Игуалады, который привез самого герцога в сопровождении его дочери Франциски Эухении и падре Родриго.