Кошачья Свара. Мадрид, 1936
Шрифт:
Первым порывом Пакиты было побыстрее отделаться без дальнейших церемоний от несвоевременной гостьи, но упоминание ребенка заставило ее переменить решение. Поскольку благоразумие не позволяло ей пустить в дом незнакомку, она отправилась в то помещение, куда поместили гостью из-за ее несчастного вида. В прилегающей к кухне комнате полная женщина крахмалила и гладила рубашку, на которой была вышита корона с инициалами в готическом стиле. Пакита приказала ей выйти и там же, не присев, встретилась Тоньиной.
– Возможно, - начала та после
– Я хорошо это помню, - оборвала ее Пакита с преувеличенной надменностью, чтобы с самого начала ясно дать понять, что упомянутая встреча и всё, что она могла за собой повлечь, не создавали между ними ничего общего и не уменьшали разделяющую их пропасть.
Тоньина это поняла и оценила всё неявное благородство этого признания. Она боялась натолкнуться на категорический отказ, который сокрушил бы все ее планы.
– Спасибо,- пробормотала она, понизив голос.
– Я это говорила, чтобы... Я хочу сказать, что ваша покорная слуга пришла сюда не для того, чтобы давать вам объяснения или что-то в этом роде. Ваша покорная слуга, простите, проститутка. Я пришла сказать, что знаю свое место. Простите также, что принесла с собой ребенка. Мне не с кем было его оставить. Моя мать заботится о нем, но сегодня не смогла... Не она, а ваша покорная слуга... В общем, ваша покорная слуга тайком уезжает из Мадрида. Не знаю, вернусь ли я когда-нибудь. Никто не знает о моем бегстве: только я и теперь вы, сеньора.
При упоминании ребенка Пакита не смогла устоять и взглянула на шаль, в которую он был завернут. Она различила среди складок пухлые веки и припухшие некрасивые черты. Это лицо, столь мало походившее на ангельское, заставило ее содрогнуться. Она вновь подняла голову, чтобы не утратить достойного вида, и приказала:
– Скажи мне наконец: зачем ты пришла?
– Из-за сеньора англичанина. Я не знала, к кому мне и обратиться, если не к вам, сеньора.
– Я не имею никакого отношения к этой персоне. Я с ним едва знакома.
Тоньине вспомнились пятна крови на простынях, однако она понимала, насколько неуместным было бы сейчас обсуждение этой темы.
– И ваша покорная слуга не утверждает обратного. Сеньора совершенно свободна знать или не знать тех, кого сочтет нужным. Но если никто не вмешается, его убьют. Сегодня же вечером. Всё готово, приказ отдан.
– Приказ?
– Да, сеньора, приказ убить его. И ваша покорная слуга не хотела иметь к этому никакого отношения. Сеньор англичанин, с позволения сеньоры, всегда вел себя хорошо по отношению ко мне. Во время встреч и при оплате. И с ребенком, при случае. Он хороший человек.
– В таком случае, почему его хотят убить?
– Из-за чего бы это могло быть, сеньора? Из-за политики.
Гладильную комнату наполнял теплый пар; мебели в ней было не больше, чем требовалось
– Я мало что смогу сделать, если ты не будешь более конкретной, - Пакита говорила с нетерпением и злостью. Она бы предпочла ничего не знать об этом деле, но сейчас уже не было пути назад.
– Больше я ничего не могу вам сказать, - ответила Тоньина.
– Ваша покорная слуга знает совсем немного и не желает никого подвести. Поэтому я не могу назвать имен. Пару дней назад к нам домой приходил один человек. Я сама его не видела. Они называли его Колей. Сеньоре это имя что-нибудь говорит?
– Нет. А кто это такой?
– Агент из Москвы... Ихинио... то есть, я хочу сказать, наш друг, который был мне вместо отца - член коммунистической партии. Иногда ему отдают какие-то приказы, и он должен их выполнять, не рассуждая и не раздумывая. Коля приходил, чтобы сказать, что Ихинио должен устранить Антонио. Антонио - это сеньор англичанин.
– Я это поняла. А что было дальше? Расскажи мне всё.
– Вашей покорной слуги тогда не было дома. Когда я вернулась, Коля уже ушел. Моя мать и Ихинио как раз это обсуждали. Они от меня заперлись, но я все слышала. Они были ужасно взволнованы и говорили очень громко, почти кричали. Ихинио никогда никого не убивал. Он и мухи не обидит. Это добрейшей души человек, поверьте мне!
– Однако на этот раз убьет.
– Если так велит партия, он ничего не сможет поделать. Дело партии - прежде всего. Только так мы сможем достичь наших целей, как говорил Ленин.
Услышав это имя, младенец открыл глазки и захныкал.
– Проголодался, - заметила Тоньина.
– Ты его кормишь грудью?
– спросила Пакита.
– Нет, сеньора. Он уже большой. Я размачиваю для него хлеб в молоке, если есть такая возможность, а если нет - то в воде.
– Я прикажу, чтобы подогрели немного молока. А какао он любит?
– Ах, сеньора, ну откуда в нашем доме взяться такой роскоши?
Пакита прошла на кухню, где тепло смешивалось с запахом тушеного мяса. Голова у нее шла кругом, но она устояла перед соблазном расстаться с пальто, отдала соответствующие приказы и вернулась в гладильную.
– На чем мы остановились?
– спросила она.
– Сегодня ваша покорная слуга должна была отвести сеньора англичанина в одно местечко неподалеку от Толедских ворот, где его должен был ждать Ихинио - быть может, даже со своими товарищами, чтобы отправить его на небеса. Но ваша покорная слуга не хочет в этом участвовать; поэтому я их и заложила. Я понимаю, что если этого не сделаю я - сделает кто-нибудь другой; если, конечно, сеньора не помешает. Да, и еще: сеньора должна пообещать, что не расскажет об этом полиции. Я не хочу, чтобы Ихинио пострадал. Так вы обещаете?