Кошачья Свара. Мадрид, 1936
Шрифт:
Пакита задыхалась, голова у нее кружилась. Ей был нужен воздух и время, чтобы подумать.
– Хорошо, - сказала она.
– Пойдем отсюда.
Открыв дверь, она чуть не врезалась в горничную в униформе, которая намеревалась войти в гладильную комнату с корзиной. Пакита приказала ей следовать за ними, и три женщины с ребенком вышли в узкую и тенистую боковую часть сада, пронизываемую потоком холодного воздуха. Пакита привела маленькую процессию в уединенный уголок рядом с мраморной статуей в нише из стриженного кипариса, где стояла скамья и каменный стол. Тихий уголок был виден из окон особняка, и Пакита спрашивала себя, как она объяснит эту сцену, если кто-то ее увидит. Женщины семьи часто занимались
Горничная поставила на стол поднос, на котором стояли чашка какао, тарелка с венской сдобой и несколько ломтиков колбасы.
– Это тебе, - сказала Пакита, едва горничная удалилась.
– Думаю, ты тоже проголодалась. А если нет, то можешь взять с собой.
– Большое спасибо, сеньора, - сказала Тоньина, пытаясь напоить ребенка какао с ложечки.
Так как сложность этого процесса не оставляла возможности для разговора, Пакита воспользовалась случаем, чтобы подумать. В первую очередь, не было никакой гарантии, что история, только что рассказанная незнакомкой, которая без стеснения объявила свою позорную профессию, была правдивой. Возможно, подумала она, всё это было частью грязного плана по вымогательству. Эта шлюха поймала ее выходящей из комнаты Энтони и хотела извлечь из этого открытия пользу для себя, но, при отсутствии достаточных доказательств, пыталась впутать ее в невероятный план. Единственным разумным выходом было вызвать прислугу и приказать выбросить женщину и ребенка на улицу.
– И все-таки я ничего не понимаю, - произнесла она вслух. Если из Москвы прислали агента с одной лишь целью - убить человека, то этот человек должен был натворить что-то очень серьезное.
– Не знаю, что вам и сказать, сеньора. Ваша покорная слуга знает совсем немного. Сеньор англичанин, когда был пьян или в постели - простите за прямоту - всегда начинал говорить о какой-то картине. Возможно, никакой связи тут и нет, ваша покорная слуга не знает, но думаю, что это может послужить зацепкой для сеньоры.
Подозрения Пакиты потеряли все основания перед лицом очевидного свидетельства доверия, существовавшего между Энтони и женщиной, которая сидела перед ней.
– А не проще было бы предупредить об опасности самого англичанина, чем бегать ко мне?
– спросила она.
– Ведь я с ним едва знакома.
– Может быть, и проще, - сказала Тоньина.
– Вот только бесполезно. Сеньор англичанин в таких делах немного глуповат.
Пакита не смогла сдержать улыбку. Совпадение мнений на какой-то миг стерло пропасть между двумя женщинами. Затем всё снова встало на свои места.
– Кроме того, - продолжала Тоньина, - для меня это тоже опасно. Предательство партии может, конечно, обернуться весьма скверно для пролетариата, но куда как хуже придется тому, кто его совершил. Достаточно уже того, что я рассказала сеньоре об этих играх. И потом, если что-то случится со мной - кто позаботится об этом бедном ребенке, рожденном во грехе?
При упоминании столь драматичной судьбы плод греха стошнило всем, что он съел, и ребенок разразился безутешным ревом.
– Ты уже думала, куда поедешь?
– спросила Пакита, глядя в сторону и полагая при этом, что, выяснив этот вопрос, закончит наконец разговор.
– В Барселону, как и все.
Пакита открыла сумочку, извлекла из нее несколько купюр и свою визитную карточку.
– Возьми, - сказала она.
– Пригодится. И если, будучи в Барселоне, ты вдруг захочешь изменить свою жизнь, ступай в дом барона де Фальсета, покажи ему мою визитную карточку и скажи, что тебя прислала его кузина Пакита
Она проводила Тоньину с ребенком до самой калитки. Прежде чем уйти, Тоньина хотела поцеловать ей руку в знак благодарности, однако Пакита отняла ее и без долгих церемоний распрощалась. Потом она закрыла калитку и принялась бродить среди зарослей мирта, пытаясь привести в порядок свои мысли и чувства. Она и не подозревала, что предмет ее размышлений находился в эту минуту совсем неподалеку от особняка.
На самом деле, сразу после окончания разговора с герцогом де ла Игуалада, Энтони Уайтлендс вышел на улицу, нашел телефон, позвонил в дом, из которого только что вышел, и спросил сеньорито Гильермо. К счастью, тот еще не ушел из дома по своему обычаю. Накануне он работал допоздна и теперь, только что приняв ванну, готовился завтракать. Как только он подошел к аппарату, Энтони представился и назначил встречу в кафе "Мичиган". Молодой Гильермо появился без промедления. Пока он заказывал обильный завтрак, англичанин спросил его, установил ли он что-либо новое относительно предполагаемого предателя в рядах Фаланги. Так как новостей не было, Энтони снова спросил, по-прежнему ли тот считает хорошей идеей разговор об этом с Хосе-Антонио. Гильермо живо кивнул. Энтони поручил ему быть посредником при встрече.
– Найти тихое место, назначь подходящее ему время и сообщи мне. Хотя я пойду безоружным, скажи ему, что он может принести свои пистолеты, но не своих головорезов. Мы должны встретиться наедине.
Гильермо дель Валье намеревался немедленно выполнить поручение, но столкнулся с непредвиденными сложностями. В Центре на улице Никасио Гальего, куда он явился около двух часов пополудни, ничего не знали о Вожде. В семь было назначено собрание Национального Совета; до этого времени никто не знал местонахождения никого из его членов. Гильермо дель Валье вышел из Центра и зашел в гостиницу, где жил Энтони, чтобы проинформировать его о результатах своих действий. Портье сообщил, что сеньор Уайтлендс недавно вышел, не сказав, куда направляется, поэтому Гильермо дель Валье оставил ему записку, в которой говорилось, что он снова зайдет в гостиницу, как только что-нибудь узнает, но возможность встречи в тот же день, как того хотел Энтони, выглядела маловероятной. Собрания Национального Совета обычно длились часами, по окончании участники отправлялись ужинать, а затем выпить и поговорить в "Веселом ките" до поздней ночи.
Задержка раздосадовала англичанина. Он поднялся в номер, ожидая обнаружить там Тоньину, и ее отсутствие разозлило его еще больше. Не в состоянии сосредоточиться на умственной задаче и не зная, чем занять себя в эти часы, он рухнул на кровать и уже скоро крепко спал.
Когда он открыл глаза, уже стемнело. Он спустился в холл и спросил у портье, не оставил ли ему кто-либо сообщений. Тот ответил утвердительно. Час назад или около того позвонил некий сеньор и попросил портье, чтобы тот передал сеньору Энтони Уайтлендсу, что его будут ждать в восемь часов в условленном месте. Сеньор говорил с английским акцентом и назвал какое-то очень сложное имя, так что портье не запомнил.
Энтони решил, что это, вероятно, какой-то сотрудник посольства. Он попросил портье написать ему на бумажке название места, где его должен ждать неизвестный сеньор, однако оно было ему незнакомо.
– А далеко ли отсюда до этой улицы Аргансуэла?
– спросил он.
– Далековато, - ответил портье.
– Лучше вам взять такси или доехать на метро до Толедских ворот. А уж там до улицы Аргансуэла - рукой подать.
Глава 37