Кошак

Кузнецов Павел Андреевич

— И вы бы её подрали? — спросил чисто на автомате, все мысли были сейчас о другом.

Валькирии проявили себя истинными боевыми подругами. Они приняли ношу своей заблудшей сестры, распределили её между всеми кошками стаи. Обрекли себя на ту же незавидную участь. Неужели орденки этого так и не поняли?! Не осознали, что валькирии развлекали свою звёздную не из-за собственной испорченности, а ради поддержки заблудшей сестры и локализации очага «заразы»? Вот оно — подлинное воинское братство. Без всяких кривляний и политесов сладкоязычной пропаганды. Делить не только радости, не только тяготы боя, но всю, абсолютно всю социальную грязь! И сокрытую в недрах души порчу — тоже…

— Да! — запальчиво выкрикнула Варана. — Чем отдавать Ордену

на распыл… лучше так! Ты думаешь, я не понимаю, что это плохо? Грязно? Да, внешне в этом нет ничего такого, даже мило, как ты заметил. Но внутри… Если вдуматься… В наших коллективах слишком велика предрасположенность к сползанию в такие отношения. Секс ведь — это не просто перетрах. Это слияние душ. Общение душ. Он производен от общения, от взаимного интереса двух разумных. А кто может быть ближе, чем сестра по стае?.. Искушение. Но на то нам с детства дано многое, чтобы его обходить. Если не обойти, оно начнёт распространяться. Как снежный ком покатится. Сначала среди своих, потом… потом дойдёт до воспиталищ. Вместе с воспитателями, проникнутыми этой… вредной идеологией. Да! Именно так — идеология. А какой страшный вред она способна нанести Экспансии! Всей генетической программе! Исковеркать чистые души… Да, мы не ангелы — здесь, в Республике, — но во многом мы цельные натуры. Без изъянов. Кикки — такой изъян. Мы ведь… всё испробовали. Всё, кот! Её просто не вставляет обычный секс. Только если рядом беснуется сестра по стае — тогда да, она сразу преображается и включается в игру. Но ей мало просто смотреть! Наверное, это её блажь… Не знаю. А возможно, ей просто чего-то не хватает в отношениях с мужчинами. Я не понимаю, Меч Республики! Не понимаю!

— Ладно, кошка, успокойся, — я нежно погладил её плечики. Принялся ласкать пальцами шею, ушко, щёку…

— Садись! — резко рыкнула метиллия, возбуждаясь. Похоже, вынужденное откровение сильно всколыхнуло её сексуальность. Плечи под моими руками легко подрагивали.

Её бескомпромиссное требование не было обидным, скорее, оно подчёркивало всю глубину страсти, охватившей несчастную кошку. Меня голос подруги пробрал до самого естества. Такая активная, откровенная, думающая девочка просто не могла не всколыхнуть ответное желание — только не с тем ураганом эмоций, что бушевал в ней сейчас. Эмоции выплёскивались наружу, распространялись подобно кругам на воде. Я не мог не ответить — это противоречило бы её и моей природе. Сел перед кошкой прямо на пол, зеркаля позу. Варана рыкнула что-то невразумительное и резко метнулась навстречу. Мгновение — и она уже целует меня за ушком, страстно нашёптывая всякие глупости, а опытная ладошка девочки плотно сжимает разгорячённую плоть. Ещё рывок… Теперь валькирия обнимает меня ногами, усаживается так, что между нами остаются считанные сантиметры. Она не спешит. Смотрит глаза в глаза. Я открываю имплант — её вопрос понятен без слов. Ментальные коготки аккуратно вонзаются в самою душу; перебирают чувственные нити, примериваются для решающего рывка — чтобы погрузиться на всю глубину и взять всего, без остатка. По торсу скользит когтистая ладонь, острейшие лезвия из холодных и опасных вмиг становятся милыми и желанными.

Но и кошка передо мной полностью открыта. Сегодня игры в одни ворота не будет, не тот у меня настрой. Женщина должна получить максимум. Пусть республиканцы пускают сопли и размазывают слюни, умоляя дать ещё немного удовольствия, сегодня я сам намерен его давать — столько, сколько сможет унести. Поэтому уже мои когти, сразу с двух рук, проникают под чёрную, сливающуюся с космической тьмой форму. Обнимают торс, беря его в сладострастную клетку захвата. Когти живыми струйками металла растекаются по шёлку кожи, массируя, нажимая, вибрируя.

Варана шумно вздыхает. Её глаза становятся по пять копеек. Сказать, что она удивлена — ничего не сказать.

— Ты… и так… можешь?!. — с придыханием стонет-шепчет она.

— Да, — рычу в ответ, потому

что эта бестия и не думает ослаблять хватку. Напротив, усиливает нажим — и когтями, и имплантом.

Минуты тянутся тугим киселём, размазываются в секунды, измеряемые заполошным ритмом наших сердец. Девочка не выдерживает, падает головой на моё плечо. Впрочем, это единственное свидетельство её запредельного возбуждения. Даже вжаться сильней в мой торс кошка не спешит. Теребит пойманный в самом начале клинок — но как-то вяло, без огонька. Оно и понятно, ей это не нужно. Ей нужно дарить возбуждение, а не наслаждение. Наше рычание сливается в единый мурчащий звук. Каждый вздох сопровождается глухим взрыком. Должно быть со стороны это выглядит потешно, но нам плевать на видимость. Главное — сама бездонная гамма ощущений. Мы провалились в них, растворились в эмоциональной бездне, живущей в наших сердцах. Бездна эта клокочет, пузырится, и кажется, что именно она рождает безумные звуки возбуждения.

Я не выдерживаю первым. Да это и понятно, слишком уж глубока метка совместной жизни с девятью кошками. Полгода не прошли даром, глубина ощущений возросла на порядок, и порой даже лёгкое касание — даже не импланта, о нет! — вызывает такие жуткие спазмы желания… Республиканки знали толк в удовольствии и не скупились делиться им со своим мужчиной. Ну а конкретно эта представительница валькирьего братства оказалась весьма и весьма искушена в сексуальной игре. Я начинал понимать силу её душевных терзаний за правильные отношения в воспиталищах. Если такие навыки прививаются девочкам с ранних лет, то я обеими руками за подобную чистоту духа!

— Всё… бери… кошка… больше… не могу… терпеть! — простонал я ей в ушко.

Метиллия всё это время так и пролежала на моём плече. Казалось, кошка прилегла отдохнуть — если бы по целому ряду признаков не было видно, в каком состоянии она сейчас пребывает. Мои слова стали спусковым крючком. С торжествующим рыком республиканка вскинулась. В одно движение подалась вперёд, одновременно погружая меня в своё лоно. Наш слитный стон возвестил обо всей неизмеримой массе накопленной и неистраченной за прошедшие минуты страсти.

Когда Варана бросила меня на пол, в её горящих диким огнём возбуждения глазах я прочёл торжество — добилась, показала свой республиканский характер! И теперь была готова давать. Так, как она это умела и понимала. Нет, эта бестия определённо не лесбиянка! Или уж очень хорошо маскируется… Да ладно, как можно так играть?!. Никому из живых не дано сымитировать подобный коктейль из эмоций, страсти, мыслей. Играла она там, с Кикки — здесь и сейчас кошка была единственно настоящей. Достаточно сравнить накал страстей, чтобы осознать это со всей очевидностью.

После долгой — поистине бесконечной — скачки мы, наконец, подуспокоились. Кошка перестала подстёгивать мой темперамент, угомонилась, полностью довольная содеянным, и теперь лежала на мне, вытянувшись тугой струной мышц. Больше всего сестра по фракции сейчас походила на канат, оплётший меня от кончиков пальцев ног и до самой шеи. Потрясающее ощущение единения! Она тоже это чувствовала и не спешила прерывать наше столь гармоничное слияние.

— Твои кошки, наверное, пищат от счастья, что заполучили себе такого игривого котика, — муркнула она.

— У нас всё взаимно. Когтям меня учила Викера — они отлично легли на навыки точечного массажа. Можно сказать, девочки сделали меня таким, какой я есть сейчас.

— Да уж… — протянула кошка. — Будь ты в стае, может быть…

Она осеклась на полуслове. Вскочила — резко, порывисто. Уселась сверху и стала вглядываться в мои глаза своими пронзающими до печёнок рентгенами.

— Ты ведь…

— Да. Попробую. Выбил для неё шанс у Ордена.

— Я помогу. Только скажи — что, сделаю всё от меня зависящее. Сёстры тоже не останутся в стороне. Ты даже не представляешь, насколько все с ней замучились!