Кошка колдуна
Шрифт:
– Ты много сражался, мой господин, – тихонько молвила Ленэ, словно читая его мысли. – Должно быть, жизнь в Альбе нелегка и опасна. Экий ты весь исполосованный.
Да уж, если сравнивать шкуру горца и альфара на предмет целостности, то Маклеод выглядел каким-то… сильно заштопанным во всех мыслимых местах.
– Да оно как-то само получилось, – смутился хайландер, решив, что женщина его похвалила, и хотел было в красках поведать о том, как живется в горной Альбе, но тут на шум явилась сида. Она какое-то время молча разглядывала бойцов. Точнее, окатила Кеннета прохладным взором, точно ведром холодной
«Сейчас распекать начнет, а потом в наказание отберет дар видеть троллей», – внутренне сжался горец. Он ведь нарушил запрет, а Кайлих не упустит случая показать свою власть. Но сида сумела его удивить, как никто.
– Что-что, а Доблесть в тебе точно есть, потомок Маклеодов, – ухмыльнулась Неблагая. – Моя кровь! Моя!
И одобрительно шлепнула по уцелевшему в битве плечу с неженской силой. Кеннет едва сдержался, чтобы не закричать от боли, даже губу прикусил.
– Чуть полегче, моя добрая госпожа, – взмолилась вместо него альфарова жена. – Раны только-только перестали кровоточить.
– Ты не сердишься, тетушка Шейла? – удивился Кеннет.
– С чего бы? Я еще раз убедилась, что мой потомок отважен и храбр. Это не может не радовать.
Сида бесцеремонно развалилась в хозяйском резном кресле, продолжая любоваться доказательствами того, что Дар Доблести ее погибшей дочери живет в теле смертного. Буквально ласкала взглядом, будто видела перед собой вовсе не Кеннета, а свою прелестную малышку Этне, играющую у очага игрушечным копьецом на радость воинственной матери.
– Перевяжи его получше, Ленэ, чтобы в предстоящей драке твои швы не разошлись, – попросила сида. – Ты, дитя, ведь не думаешь, что тролли просто уберутся с дороги, точно единожды побитые собаки? Нет? Ну и правильно. Потому что наш добрый хозяин не обольщается. Верно, Лунный Ярл?
Альфар поморщился, но согласно кивнул.
– Тролли злопамятны, они обязательно захотят отомстить обидчикам, то бишь нам.
– Они нападут? – встревожился Кеннет.
– А как же. Нынешней же ночью, – посулила Неблагая и, предвкушая драку, потерла ладони. – А мы их встретим, как положено.
На краткий миг золотые узоры Силы проступили на гладкой, как у младенца, коже Кайлих, поманили нелюдской запретной красотой и растаяли без следа. Неведомо, что ощутила сида, а в Кеннете тот чудесный отсвет пробудил новые силы и прямо-таки охотничий азарт. Да с таким союзником, как тетушка Шейла, он готов был хоть с самим сатаной сразиться!
– Сделаем их как миленьких!
Это было то самое бодрящее, почти жгучее чувство, которое всегда заставляло настоящего горца с диким воплем в одной лишь рубашке бросаться в самую гущу битвы. Войны между кланами – дело обычное, знакомое Кеннету с ранней юности, ему не привыкать. Так то ведь с людьми биться, с такими же, как он сам, христианами, пусть они даже и все поголовно ублюдки, эти гадские Кемпбеллы. А тут нелюдь поганая. Сам Бог велел их резать без счету и пощады!
То, что усекать троллей придется в компании нелюдей, Кеннета ничуть не смущало. Кайлих ему вообще-то прямая родственница, а родство – дело тонкое, кому как повезет. Альфкель же…
Маклеод серьезно призадумался, как обосновать присутствие в их маленькой армии
Такое логичное объяснение его полностью удовлетворило, и горец с упоением принялся чистить свой меч. Его Иен Маклеод привез с Айлейда в тот год, когда Кеннет родился, и подарил на пятнадцатую в жизни сына Пасху со словами: «Всяко лучше пера с чернилами». Причудливый узор на рукояти стал таким же родным, как линии судьбы на ладонях. И что правда, то правда – кровью Кеннет с той поры перемазывался гораздо чаще, чем чернилами. Горец тщательно протер тряпицей «клевер» – четыре сваренных вместе кольца, которыми заканчивались наклоненные вниз дужки гарды, загадывая на удачу. И, поймав заинтересованный взгляд альфара, не смог удержаться, чтобы не похвалиться своим главным сокровищем.
Альфкель отказываться не стал: примерился к весу оружия и сразу же определил точку равновесия у основания рукояти – на месте соединения с клинком. Пробы ради порубил воздух серией замахов из-за плеча по восьмерке.
– Хорошо сбалансировано, – похвалил он. – В пешем строю да один на один – самое то.
И вернул меч, как почудилось Маклеоду, с явной неохотой. И не только ему одному.
– Тоскуешь по кузне? – спросила Кайлих.
Альфар в ответ рожу скривил, словно зуб у него вдруг разболелся, и повернулся к незваным гостям спиной.
И даже у Кеннета хватило ума не кидаться на изгнанника с расспросами о волшебных подгорных кузницах, о которых в сказках сказывают. Небось его собственное оружие – меч красоты немыслимой – ковалось именно там из какого-нибудь особого лунного света и древнего волшебства.
Нет, горец не завидовал альфару. К чему смертному такая красота? Только ближнего искушать. Простой добрый клеймор, папашей даренный, всяко удобнее, решил он и почти нежно погладил причудливый узор гравировки на полотне своего клинка. Людские мастера тоже не пальцем деланы, они свое дело знают.
– А вот и гости дорогие пожаловали, – прошипела сквозь зубы Кайлих.
Человечья личина слезла с Неблагой точно хрупкая оболочка куколки, когда из нее на свет божий появляется бабочка. Волосы сами собой заплелись в косы, огненными сполохами потекла под кожей сидская Сила и проступила наружу индигово-синей ажурной броней, глаза загорелись по-волчьи. Ух! И копье, в которое снова превратился тетушкин посох, вдруг засверкало, точно звездный луч, разгоняя полумрак горницы.
Кеннету преображение сиды уже не в новинку было, а Ленэ от страха негромко взвизгнула и шмыгнула в уголок за печку, точно мышь. Очень вовремя. Сейчас самое веселье начнется.
Кайлих сдвинула грозно брови, прислушиваясь к подозрительному шороху за стенами дома. Альфкель нетерпеливо перекинул свой меч из одной руки в другую и обратно. А Кеннет перекрестился и поплевал на ладони, прежде чем схватиться за рукоять. Так-то оно вернее будет.
– А снаружи они нас не подпалят? – в последний момент спросил горец, когда первый из троллей просунул башку в дымоход.
– Нет, – заверил его Альфкель, одним махом усекая незваного ночного гостя на целую голову. – Они боятся огня.