Кошка среди голубей
Шрифт:
– Грабителями? Гм, – произнес инспектор Келси. – В спортивном павильоне было что воровать?
– Ну, нет, я представить себе не могу, что бы это могло быть. Купальники, конечно, спортивный инвентарь…
– Такие вещи мог бы украсть случайный воришка, – согласился Келси. – Едва ли стоило из-за этого взламывать замки, как мне кажется… Между прочим, их взломали?
– Ну, мне не пришло в голову проверить, – призналась мисс Джонсон. – Дверь была открыта, когда мы прибежали туда, и…
– Замки не были взломаны, – сказала мисс Булстроуд.
– Понимаю, дверь открыли ключом. – Келси посмотрел на мисс Джонсон. –
– Ну, правда, я не знаю. Я хочу сказать, что она ведь умерла…
– Значит, вам она не нравилась, – проницательно заметил Келси, игнорируя деликатные чувства мисс Джонсон.
– Мне кажется, она никому не нравилась, – ответила та. – Она была очень категоричной, знаете ли. Никогда не стеснялась резко возражать людям. Но работу свою выполняла хорошо и относилась к ней очень серьезно, я бы сказала, правда, мисс Булстроуд?
– Несомненно, – подтвердила директриса.
Келси вернулся к основной теме разговора:
– А теперь, мисс Джонсон, давайте послушаем, как все произошло.
– У Джейн, одной из наших учениц, разболелось ухо. Она проснулась от сильной боли и пришла ко мне. Я взяла лекарства, и когда привела ее обратно в спальню, то увидела, что оконные занавески колышет ветер, и подумала, что лучше не оставлять ее окно открытым на ночь, так как ветер дует как раз с этой стороны. Разумеется, девочки всегда спят с открытыми окнами. Иногда с иностранками у нас возникают трудности, но я всегда настаиваю…
– Сейчас это не имеет значения, – перебила ее мисс Булстроуд. – Наши общие правила гигиены не интересуют инспектора Келси.
– Нет, конечно, нет, – согласилась мисс Джонсон. – Ну, как и сказала, я пошла закрыть окно – и с удивлением увидела свет в спортивном павильоне. Он был довольно ярким, я не могла ошибиться. Казалось, источник света перемещается.
– Вы имеете с виду, что это был не свет от включенной лампы, а скорее свет карманного фонарика?
– Да, да, именно так он и выглядел. Я сразу же подумала: «Господи, что там может кто-то делать в такое позднее время?» Конечно, я не подумала о грабителях. Это была бы очень странная идея, как вы только что сказали.
– А о чем вы подумали? – спросил Келси.
Мисс Джонсон быстро взглянула на мисс Булстроуд и снова отвела взгляд.
– Ну, я не знаю, подумала ли я о чем-то конкретном. То есть… ну… я хочу сказать, что я не могла подумать…
Мисс Булстроуд вмешалась:
– Мне представляется, что у мисс Джонсон возникла мысль, что одна из наших учениц пошла туда на свидание с кем-нибудь, – сказала она. – Это правда, Элспет?
Мисс Джонсон задохнулась:
– Ну, да, такая мысль пришла мне в голову на секунду. Одна из наших итальянских девочек, может быть… Иностранки развиваются гораздо раньше, чем английские девочки.
– Не надо смотреть так ограниченно, – возразила мисс Булстроуд. – У нас полно английских девочек, пытающихся завязать неподходящие знакомства. Вам пришло в голову вполне естественное предположение, и мне, вероятно, оно бы тоже пришло в голову.
– Продолжайте, – попросил инспектор Келси.
– И я решила, – продолжила рассказ мисс Джонсон, – разбудить мисс Чедвик и попросить ее пойти туда со мной – посмотреть, что происходит.
– Почему мисс Чедвик? – спросил Келси. – Вы выбрали именно эту учительницу по какой-то особой причине?
– Ну, мне
– Во всяком случае, – сказал Келси, – вы пошли к мисс Чедвик и разбудили ее. Так?
– Да. Она согласилась, что нам следует отправиться туда немедленно. Мы не стали тратить время на одевание, просто накинули свитера и куртки и вышли через боковую дверь. И именно тогда, стоя на дорожке, мы услышали выстрел в спортивном павильоне. Поэтому мы побежали по дорожке со всех ног. Очень глупо, но мы не взяли с собой фонарик и почти не видели, куда ступаем. Пару раз мы споткнулись, но добежали туда очень быстро. Дверь была открыта. Мы зажгли свет и…
Келси прервал ее:
– Значит, там не горел свет, когда вы туда попали? Ни фонарь, ни какой-либо другой источник света?
– Нет. Там было темно. Мы включили свет и увидели ее. Она…
– Достаточно, – благожелательно произнес инспектор Келси, – не нужно ничего описывать. Я сейчас сам пойду туда и увижу собственными глазами. Вы никого не встретили по пути туда?
– Нет.
– И не слышали, как кто-то убегает?
– Нет. Мы ничего не слышали.
– Кто-нибудь еще слышал выстрел в здании школы? – спросил Келси, взглянув на мисс Булстроуд.
Она покачала головой:
– Нет. Мне об этом ничего не известно. Никто не говорил, что слышал выстрел. Спортивный павильон находится далеко, и я сомневаюсь, что выстрел был настолько громким.
– Возможно, он был слышен в одной из комнат с той стороны дома, которая выходит на спортивный павильон?
– Вряд ли, мне кажется, – если только не прислушиваться именно с такой целью. Уверена, он был не таким громким, чтобы кого-то разбудить.
– Ну, благодарю вас, – сказал инспектор Келси. – Теперь я пойду в спортивный павильон.
– Я пойду с вами, – сказала мисс Булстроуд.
– Вы хотите, чтобы я тоже пошла? – спросила мисс Джонсон. – Я пойду, если хотите. Я хочу сказать, что нельзя уклоняться от своих обязанностей. Не так ли? Я всегда считала, что человек не должен прятаться, что бы ни происходило, и…
– Благодарю вас, – ответил инспектор Келси, – в этом нет необходимости, мисс Джонсон. Мне бы не хотелось больше заставлять вас нервничать.
– Так ужасно, – сказала мисс Джонсон. – И еще хуже от того, что она мне не очень нравилась. Фактически только вчера вечером мы поспорили в учительской. Я настаивала, что слишком большое количество физических упражнений не приносит пользы некоторым девочкам – более хрупким. Мисс Спрингер сказала, что это чепуха и что именно им они нужнее всего. Повышают их тонус и превращают их в новых женщин, сказала она. Я ей ответила, что она не может всего знать, хоть и думает, возможно, что знает. В конце концов, я получила профессиональное образование и знаю гораздо больше о хрупкости и болезнях, чем мисс Спрингер, хоть и не сомневаюсь, что мисс Спрингер все знает о параллельных брусьях, и конях для прыжков, и о теннисных тренировках. Но, боже мой, теперь, когда я думаю о том, что случилось, я жалею, что говорила это… Полагаю, так всегда чувствуешь себя потом, когда уже произошло нечто ужасное. Я действительно виню себя.