Кошка в сапожках и маркиз Людоед
Шрифт:
Девица покраснела, побледнела, и забормотала извинения, после чего пустилась по улице чуть ли не бегом, сгорбившись и втянув голову в плечи.
Планель с сочувствием оглянулся на меня, и я в ответ скорчила печальную гримаску и вздохнула:
– Ладно, придётся вернуться. Я украла платочек у какой-то бедняги. Надо оставить его в аптеке, вдруг хозяйка объявится.
Проще, конечно же, было выбросить этот платочек в сугроб – тряпочка не первой молодости вряд ли могла представлять для хозяйки какую-то ценность, но
– Тогда сделаем круг, - сказал конюх, заставляя лошадей выехать на соседнюю улицу, - тут не развернёмся.
Я совсем не возражала против небольшой прогулки. Припорошенный снегом Шанталь-де-нэж был необыкновенно живописен, и величественные синие горы с белыми шапками добавляли красоты – словно милая рождественская картинка в обрамлении.
– У вас нарочно красят рамы и двери в голубой цвет? – спросила я Планеля. – Чтобы красиво сочеталось с голубыми горами?
– Нет, что вы, барышня, - прогудел он в ответ. – Это от ведьм.
– От ведьм?! – поразилась я. – Да что же у вас везде ведьмы-то!
– Все знают, что нечистая сила боится голубого цвета, - наставительно пояснил Планель. Это ведь цвет небес.
– Если только так, - согласилась я, теперь по новому глядя на голубые двери и окна.
Значит, это – что-то вроде защитного талисмана, как и голубая полоса на юбке девицы Надин, и голубая вышивка на платочке. Ферет был прав – суеверия в этом городе царят и процветают. Да, непросто образованному человеку жить здесь.
Когда я снова зашла в аптеку, господин Ферет стоял за прилавком, нацепив очки на нос и задумчиво глядя перед собой. Звон колокольчика заставил аптекаря поднять голову, и он просиял улыбкой:
– Рад, что вы так быстро вернулись, барышня Ботэ! Забыли ещё что-то?
– Нет, не забыла, а прихватила лишнего, - призналась я, положив платочек на прилавок. – Вот, посчитала, что платок уронила мадемуазель Надин, но она сказала, что вещичка – не её.
Ферет поднял очки на лоб, разглядывая платочек, а потом подхватил его за вышитый кончик двумя пальцами и положил в ящик прилавка.
– Да, я знаю, чей он. Спасибо, что вернули, барышня. Хозяйка будет рада получить его обратно.
– Если вы скажете имя владелицы, я сама его верну, - предложила я.
– Ну, попробуйте, - засмеялся аптекарь. – Только боюсь, старушка Гренвиль выбросит его. Посчитает, что теперь на платке проклятье до седьмого колена. Притом, что ни детей, ни внуков у неё нет.
– Нет, таких жертв нам не нужно, - тут же согласилась я.
– Не волнуйтесь, я передам платок со всей деликатностью, - заверил меня Ферет.
– А фамилия барышни Надин – Арно.
– А как зовут того юношу, что не сводит с неё глаз? – невинно поинтересовалась я.
Аптекарь от души расхохотался и чуть не уронил очки. Он снял их и положил
– От вас ничего не укроется! Глазок-алмаз! Да, Тутур давно влюблен в Надин.
– Тутур?
– Артур Гарлен, но все зовут его Тутуром. Он неплохой парень, его отец – приказчик у милорда Огреста.
– А вы всё про всех знаете, - восхитилась я. – Наверное, и про Огрестов тоже?
– Ну-у… - замялся он. – Не всё, но кое-что слышал. Всё-таки, десять лет в Шанталь-де-нэж – это даром не проходит.
– Расскажите про них, - попросила я его, поставив локти на прилавок и глядя на аптекаря снизу вверх. – Всё, что касается смерти родителей моей подопечной, покрыто тайной. Никто не хочет ничего говорить прямо, одними только намёками. И пугают меня всё больше.
– Кто же говорит о таком прямо, - хмыкнул Ферет. – Но мой вам совет, барышня Ботэ, не слушайте никого. Люди любят сплетничать, а ещё больше – придумывать то, чего нет.
– Но вы-то не будете ничего придумывать, - мурлыкнула я. – И расскажете девушке всю правду, верно?
– Вы точно Кэт, а не Лиса, к примеру? – полушутливо спросил Ферет. – Ладно, уговорили. Расскажу вам про жизнь в Шанталь-де-нэж, чтобы вы не наделали ошибок, как я в первый год. Только позовите Планеля, иначе он рискует замёрзнуть. Скажите ему, что у меня припасён отличный коньяк, и я могу предложить его к кофе.
Глава 4. Правда или ложь
– Кофе у тебя хороший, Феликс, - ворчал господин Планель, устраиваясь у печки с огромной пузатой чашкой, - и коньяк отличный, а вот с головой – всё плохо.
– Почему это? – весело ответил аптекарь, подмигивая мне и разливая оставшийся кофе по двум маленьким чашкам с голубой каёмкой.
Он вопросительно посмотрел на меня, поболтав фляжкой с коньяком, но я покачала головой, отказываясь от такой добавки.
– Тогда – анис и корица, - согласился господин Ферет. – А мне – коньячку для храбрости.
– И она тебе понадобится, - пообещал господин Планель, – когда милорд узнает, что ты сплетничаешь о его семье. Ты совсем свихнулся?
– Полегче, дядюшка Перси, – добродушно ответил ему Ферет и снова мне подмигнул. – Мы с тобой всего лишь расскажем барышне Ботэ, что нам известно, а уж она пусть решает – что тут правда, а что ложь.
– Мы с тобой?! Нет, я ни при делах. Сижу и пью кофе, - и Планель в подтверждение своих слов отпил из чашки и довольно зажмурился. – И совсем не слышу, что ты там болтаешь.
– Пусть будет так, - с улыбкой ответил аптекарь, пододвигая ко мне чашку. – Но я считаю, что сделаю доброе дело, если расскажу барышне Ботэ историю Шанталь-де-нэжа.
– Ты ничего о ней не знаешь, об истории, - заявил Планель, вопреки обещаниям ничего не слышать. – Ты не местный. Тебе не понять духа наших людей.