Шрифт:
Г.Осипов
КОШМАР В БЕРЛИНСКОМ ПРОЕЗДЕ
(Рассказ Патриота)
– Почему мы позволяем овладевать нами тяжелыми мыслями в духе "а что было бы если:", когда опасность уже миновала и стало ясно, что на этот раз определенно Бог помиловал? Возможно так происходит от того, что мы перед этим ослабили свою волю мыслями из числа приятных "а что если бы", подразумевая успех и славу, и теперь вот не в силах избавиться от бремени мыслей черных.
Гости собрались у Ирины Антоновой, известного в нашем городе хирурга, статной, красивой женщины, чей интерес к оккультному не был ни для кого из присутствующих секретом, по случаю ее дня рождения. Ужин закончился, но многие все еще
Человеку, произнесшему эти слова, на вид было около сорока лет. Седые виски и неправильной формы русский нос, суровые черты лица его как-то не гармонировали с задумчивыми, какими-то цыганскими глазами, в которых время от времени вспыхивали насмешливые огоньки, выдавая изрядный жизненный опыт и чувство юмора. Правая рука его покоилась на перевязи, говорили, что это ранение он получил в недавнем столкновении с врагами Отечества.
Одна из дам, стоявших рядом, предупредительно извлекла из кармана его черной, военного образца рубашки, сигарету, после чего дала прикурить от зажигалки-пистолета. Поблагодарив, гость оглядел присутствующих и продолжил свой рассказ.
– Эта история произошла со мной еще при Андропове, то есть уже почти в прошлом веке. Так вышло, что я оказался в Москве поздней осенью в положении человека, как мне тогда казалось, будущего и почти без средств к существованию, но полного при этом сил и желания направить куда-то революционную энергию, невостребованную сонным обществом, каким-то образом заявить о себе.
В Москве у меня появилась подружка. Она считалась модной портнихой, шила вещи из кожи, помимо этого слыла еще и гадалкой, промышляла составлением гороскопов. Однажды, навещая Галину (так звали мою подругу) я застал в ее доме чету несколько экзотического вида. В комнатке замусоренной кожаными лоскутами, нитками, заклепками и молниями пахло по меньшей мере тремя сортами духов, а за столом помимо хозяйки сидели еще двое. Строгая дама лет пятидесяти со лбом и щеками, сияющими глазурью омоложения. Даму звали, я не ослышался, Региною. Ее голова была увенчана прической из роскошных белых волос, но выросли они не у нее на голове. То же самое можно было сказать и о ее ровных и крупных зубах. Свои тяжелые кулаки, явно знакомые с лыжными палками, Регина держала на скатерти, так что были видны массивные браслеты из серебра в виде свивающихся змей. При этом она носила черные кожаные штаны, предел мечтаний тогдашних металлистов.
Рядом с нею находился ее супруг. Игорь-Гарик, как называли его знакомые, находя такое сочетание остроумным. Это был полноватый шатен лет тридцати с небольшим, его курчавые волосы на лбу уже начали редеть, а брезгливо-иронический профиль выдавал принадлежность Игоря-Гарика к энергичной породе метисов.
Допускаю, что в юности, в пору своей "пражской весны", Игорь-Гарик ничем не походил на облезлого толстяка, каким он стал в дальнейшем. Вполне возможно, что это был загорелый, ближневосточного вида юноша, пленивший фрау Регину где-нибудь в Коктебеле "первой юности красой женоподобной". А "фрау" в ту пору была требовательной и страстной блондинкой, и таила под слоем псевдонордического льда адский огонь.
Но все это осталось в прошлом, теперь же они больше походили на гротескную пару из комедии о богатом транссексуале и докторе-неудачнике. Властный транссексуал должен был бы согласно сюжету срывать на докторишке злобу за плохо проделанную операцию. Фамилия доктора могла быть позаимствована у какого-нибудь знаменитого "Доктор Гарик Эйнштейн". "Игорь Кнопфлер, подмена пола", - надпись на визитной карточке.
Овладев разговором, супруги многословно судачили про
На этом месте рассказчик в последний раз за вечер усмехнулся и погасил окурок в бронзовой пепельнице-ладони.
Сестра именинницы, балерина по имени Наташа, внесла, шелестя платьем, и поставила на стол вазу, наполненную фруктами.
Потрогав здоровой рукой незажженные свечи на фортепиано, гость пригладил волосы и возобновил свой рассказ.
Будучи предельно далек от кругов фрондирующей богемы, я просидел весь тот вечер в их компании почти не раскрывая рта, лишь отмечая время от времени наиболее яркие высказывания Регины, как например: "Человека делает интеллигентом его отношение к женщине и евреям!. Запомнился еще какой-то "старик Гольдфарб", пытавшийся вывезти в своей протезной ноге "секретные штаммы", и изобличенный на таможне он сильно подвел этой выходкой все движение отказников. О "старике Гольдфарбе" поведал Игорь-Гарик.
– А что такое "штаммы"? - спросила балерина Наташа.
– Это культура микроорганизмов, - коротко пояснила ее ученая сестра.
Мы распрощались довольно приветливо, Регина даже весьма лестно отозвалась о моей внешности, что, похоже, не слишком пришлось по душе грустному Гарику. Я остался ночевать у Гали, среди незаконченных кожаных "прикидов" и цветного плаката, на котором демонстрировал свой проклепанный зад, привстав с сидения мотоцикла, американский "Ангел Ада".
Тем не менее, когда я снова появился у Галины через пару дней, моя приятельница встретила меня подчеркнуто холодно, даже уклонилась от привычного поцелуя на пороге.
– Зачем ты обижаешь моих друзей, - промолвила она, глядя перед собою и подергивая головой, - разве ты незрячий, не видишь, что за люди перед тобой? Нет, ты все равно продолжаешь нести свою изуверскую ересь, как будто кому-то это ах как приятно слушать. Найди себе таких же и перед ними выступай: идиот, - закончила Галина трагическим полушепотом и принялась массировать виски своими мышиными лапками.
– Галя, если я чем-то обидел этих людей, ты, конечно, извини, но все-таки укажи мне, что я, например, такое мог сболтнуть, чтобы впредь тебя не подводить, - предложил я смущенно.
– Как что?! - снова вскинулась моя портниха-гадалка. - Кто тебя тянул за язык брякнуть, что подлинная наука существовала исключительно в Третьем Рейхе, а наши ученые занимались не поиском истины, а организацией клубов самодеятельной песни! Каково это выслушивать Регине, когда ее мужем до Гарика был известный бард Рознатовский.
– Ты говорила, что он повесился, - напомнил я. - Да, и это ужасно, его просто затравили черносотенцы, распуская грязные сплетни о его личной жизни - то, что ты называешь "арийской наукой", то есть. А у Гарика, которого ты так глупо прозвал доктор Эйнштейн, папа и мама честнейшие ученые-бактериологи, в числе их друзей Сарра Бабенышева и Белла Мельгром-Лугози. Помнишь облепиховое масло - я доставала его для жены Сахарова! - с гордостью подчеркнула мой подружка, о которой я, как оказалось, многого не знал, - с какой стати у моих верных, старых друзей должна болеть от тебя голова?!