Космическая одиссея Юрия Гагарина
Шрифт:
Есть рассказ об этом событии и Г. С. Титова: «Перед отъездом на космодром состоялось партийное собрание отряда космонавтов с повесткой дня «Как я готов выполнить приказ Родины». С огромным вниманием было выслушано выступление Юрия Гагарина: «Я рад и горжусь тем, что попал в число первых космонавтов… Не пожалею ни сил, ни труда, не посчитаюсь ни с чем, чтобы достойно выполнить задание партии и правительства». Затем слово предоставили мне: «Знаю, что не только я могу участвовать в космическом полете, но и другие товарищи. Но, если партия и правительство доверят совершить его мне, приложу все свое умение, чтобы отлично выполнить почетное задание во имя процветания нашей Родины».
Собрание закончилось. Взволнованные, возвращались мы домой. Не было, казалось, таких
Однако есть и другое свидетельство об этом собрании. Его приводит Е. Рябчиков, который отвечал за съемки космонавтов перед полетом и во время нахождения их на космодроме: «Кинооператоры сняли тогдашний маленький конференц-зал, в котором собрались коммунисты. Каждый понимал важность встречи, ощущал близость исторического события. На собрании выступали космонавты, ученые, методисты, врачи, инженеры. Все они хотели выразить свою уверенность в успехе полета, вспоминали, как начиналась жизнь отряда, мечтали, думали о будущем. Наступала та «звездная минута», от которой во многом зависело будущее человечества: быть или не быть? Быть ли людям владыками бескрайних просторов околосолнечной системы, купаться ли в океанах лучистой энергии, строить «небесные города» сказочной архитектуры, добывать сокровища на планетах и астероидах, создавать невиданные по масштабам и оборудованию предприятия космической индустрии, или же удел человека – жить только на своей маленькой голубой планете Земля, без надежд на выход в бесконечную бесконечность Вселенной» [36].
Евгений Рябчиков – личность легендарная. Он был ветераном отечественной журналистики, встречался с самим К. Э. Циолковским, отсюда и такая возвышенная приподнятость его текста, такое широкое видение перспектив космонавтики.
Рябчиков был знаком с Н. П. Каманиным с 1934 г., когда, будучи корреспондентом «Комсомольской правды», брал у него интервью как героя-летчика, участника челюскинской эпопеи. А академика Е. К. Федорова, одного из знаменитых героев-папанинцев (он выступал на первой пресс-конференции Ю. А. Гагарина), он знал с 1922 г., когда учился вместе с ним на летчика и при этом был редактором стенной газеты «Красный летчик». «Подвальный» адрес на Садово-Спасской московского ГИРДа – Садово-Спасская, 19, где работал в свое время С. П. Королев, Е. Ряб-чикову дал сам К. Э. Циолковский. Е. Рябчиков был дружен с Константином Симоновым, отличался богатырскими физическими данными, а в лагере, куда он попал в свое время, его соседом по нарам оказался будущий маршал К. К. Рокоссовский, в 1945 г. командовавший Парадом Победы [37].
В тот же день космонавты посетили Красную площадь и мавзолей В. И. Ленина. Учитывая, что мы даем картину исторического описания событий, то для того, чтобы избежать анахронизмов, которые всегда неизбежно проникают в исторические тексты, справедливость требует сказать, что в то время это был мавзолей В. И. Ленина и И. В. Сталина. «Стараясь не привлекать внимания к Гагарину и Титову, – пишет в своих мемуарах Е. Рябчиков, – оператор снимал их на расстоянии, иногда снимал посторонних людей, создавая иллюзию, будто производится общая съемка Красной площади, мавзолея и тех, кто в эту минуту находился на «красном полюсе» мира».
Этот фрагмент воспоминаний предварялся таким текстом: «У советских людей есть властная потребность перед решающим шагом в жизни, в канун больших событий прийти на Красную площадь Москвы – к Ленину, почерпнуть силы, укрепиться в своей уверенности, дать клятву вождю. К Ленину приходили первые стратонавты и строители Магнитки, перед Мавзолеем проходили в 41-м году полки московского ополчения. Пришло время космонавтов» [35]. В наше время, проникнутое невольным цинизмом поражения, эти строки воспринимаются по-другому. Но тогда они отвечали настрою участников тех событий. Некоторая таинственность, причастность к тому, что известно немногим «посвященным», окрашивали особым эмоциональным фоном все происходящее. Было другое время, и в предложенных обстоятельствах люди существовали, и лучшие его представители
О последнем вечере перед отлетом Ю. А. Гагарина на космодром сохранились воспоминания его жены Валентины Ивановны Гагариной, опубликованные в 20-ю годовщину первого полета в космос. Литературную запись осуществил журналист Михаил Ребров. Эти фрагменты вошли в книгу-альбом «108 минут и вся жизнь», выпущенную издательством «Молодая гвардия» в 1981 г. Приводим цитату из этой книги по публикации в журнале «Работница» № 8 за 1981 г.:
«…Тот вечер… Мы пораньше уложили спать девчонок и после ужина долго разговаривали. О чем? Обо всем, но только не о полете. Вспоминали. Строили планы. Говорили о наших девочках. Я понимала, точнее, чувствовала, куда и зачем он едет, но не спрашивала его. Он шутил, болтал о разном, но тоже сознавал всю нелепость этих «пряток». Ему трудно было скрывать свою непосредственную причастность к надвигающимся событиям. Странное дело, когда решалась его судьба о переводе в Звездный, о включении в отряд так называемых «испытателей», он волновался и переживал больше. А тут был спокоен, хотя и немножко рассеян. «Береги девчонок, Валюта», – сказал он тихо и вдруг как-то очень по-доброму посмотрел на меня. Я поняла: все уже предрешено и отвратить этого нельзя. Ком подступил к горлу. Казалось, не смогу сдержаться, расплачусь. Но я сдержалась. Даже улыбнулась, хотя улыбка получилась, наверное, очень грустной. Юра это уловил и быстро перевел разговор на другую тему… Был вечер, потом ночь, потом утро, а мы все говорили, говорили и не могли наговориться… Не помню, звонил будильник или мы встали без него.
Утром он еще раз осмотрел свои вещи – не забыл ли чего? – щелкнул замком своего маленького чемоданчика. В соседней комнате проснулась и заплакала Галка. Юра пошел к детям. Он осторожно и нежно перепеленал крохотное розовое существо с маленьким вздернутым носиком, и Галка опять безмятежно заснула. Я подумала: а ведь неплохо у него это получается. Научился. Когда родилась Леночка, он долго не решался взять ее на руки. Боялся уронить. Теперь осмелел… Мои мысли прервал сигнал машины, которая остановилась под окном. Пора! Сердце сжалось в комочек и вдруг забилось сильно-сильно. Стало даже больно. Скрыть волнение я уже не могла. Это было выше моих сил.
Юра поцеловал девочек. Крепко обнял меня. На столе лежала вынутая из альбома фотография «северного периода» с надписью: «Моей дорогой, моей родной Валечке от крепко любящего Юры. Пусть эта фотография в дни разлуки чаще напоминает обо мне и заменит меня. Пусть она хоть немного поможет тебе в трудную минуту».
Снова загудела машина. Я вдруг почувствовала какую-то слабость и торопливо заговорила:
– Пожалуйста, будь внимателен, не горячись. Помни о нас… – И еще что-то несвязное, что сейчас трудно вспомнить.
Юра успокаивал:
– Все будет хорошо, не волнуйся…
И тут меня словно обожгло. Не знаю, как это получилось, но я спросила о том, о чем, наверное, не должна была спрашивать:
– Кто?
– Может быть, я, а может быть, и кто-нибудь другой…
– Когда?
Он на секунду задержался с ответом. Всего на одну секунду:
– Четырнадцатого.
Уже потом я поняла, что он назвал это число только для того, чтобы я не волновалась и не ждала в канун действительной даты.
Юра шагнул к двери и остановился. На меня смотрели его чистые-чистые глаза. Смотрели очень ласково, очень тепло. В них не было ни смятения, ни сомнений. Я приподняла его фуражку и легонько провела ладонью по высокому Юриному лбу.
– Все будет хорошо, Юрок! Ведь верно? Ты мне обещаешь?
Глаза молча ответили: «Обещаю».
Прошло двадцать лет. Уже двадцать! А в нашей семье этот апрельский день каждую весну воспринимается так, как будто все это было год назад. Признаюсь, не сразу я поняла, что же сделал наш Юра, наш папа, в тот день, 12 апреля. «Впервые в мире», – писали в газетах. «Впервые в мире», – говорили по радио. И всюду называли его имя» [38].