Космическая шкатулка Ирис
Шрифт:
– Какая она тебе штука, – оборвал его Фиолет.– Она мой волшебный талисман. Моя спасительница.
– Я понял. Но ты не обижайся. Я же рад так, как был в последний раз только на Земле.
– Кто они, Володя, Валера, Саша и Артём? – спросил Фиолет.
– Они мои родные братья.
– Вот это да! Целый экипаж братьев. Твой отец молоток!
– Ещё какой! Лысый и злой.
– Злой? Ты серьёзно?
– Да шутка. Ты же, вроде, большой дядя, а лысого громогласного отца-командира звездолёта забоялся? Ему за девяносто лет.
– Да будет тебе!
– Точно.
– А не дашь больше сорока!
– Вон Радославу тоже шесть
– Тридцать девять, – ответил Фиолет.
– Ни фига! А не дашь больше двадцати! Я думал, ты моложе меня. А ты старше. Я в экипаже самый младший. Не считая Ландыш. Но она девушка. То есть молоденькая женщина.
– Красивая? Если на твой взгляд? – поинтересовался Фиолет.
– Ты у Радослава спроси. По мне так ничего особенного. Но твои вопросы радуют. Жизненные потрясения тебя не шибко потрепали.
Зря она и радовалась. Вернувшиеся приближённые из числа её тайной охраны люди, имеющие военную выучку, выглядели так, что спрашивать у них ничего уже не надо было. Дело провалено. Оборотень опять убежал.
– Жену оборотня почему не привели ко мне? – спросила Сирень, утаивая гнев, только голос стал совсем тихим.
– Нет в доме никого.
Странность была в том, что дверь в дом оказалась заперта изнутри. Они сломали замок, но в доме никого. Окна также были заперты изнутри. Дверь, ведущая в сарай, не открывалась вообще, поскольку снаружи была подпёрта балкой настолько крепко, что они её сдвинуть даже не смогли. Скорее всего, эта дверь и не использовалась хозяевами дома. Обследованный забор вокруг сада, высокий и гладкий, не имел в себе щелей, и девушка-калека никак не смогла бы через забор такой высоты перелезть, даже если бы здоровый мужик сумел бы так сделать. Да и зачем им было бежать в сторону полей, если они упирались в берег реки, делающей там излучину, где не было моста. В противоположной же стороне у дороги к лесу дежурили люди Сирени, но им никто не попался. И у крепкой калитки дома Ивы дежурили люди, а из неё так никто и не вышел.
– А не мог он лодку там держать, у реки? – спросила Сирень, – на всякий такой случай?
– Не было у Ивы никакой лодки. И если бы лодка там была, то её точно бы уперли, – подал голос Кипарис. – Кому там было стеречь лодку?
– Ещё вот что, госпожа, – сказал один из тех, кто и поехал на захват оборотня-бродяги. – Когда мы там находились, от берега реки взлетел к небу… – он замялся, подбирая слова, – взлетело что-то тёмное, но обрамлённое красно-зелёными и переливающимися огнями по контуру. Оно немного повисело над рекой, а потом поднялось выше и пропало в тучах.
– Что?! – поразилась Сирень. – Каков был размер и сама форма этого нечто?
– Непонятно было. Немаленькое что-то, а форму объекта понять было невозможно.
– Оно издавало какие-то звуки?
– Нет. Тихо было.
Сирень покусывала свои губы, бледное лицо смутно белело в полумраке Храма Ночной Звезды. Почти чёрные глаза мерцали. Растёкшаяся от недавних слёз тушь делала её похожей на какое-то привидение, обряженное в бесформенные фалды. Она сидела, сгорбившись, утонув в своих избыточных оборках, и что-то бормотала себе под нос.
– Нельзя охотиться на такую дичь, которая превосходит вас всех своим умом, – сказала она, наконец. – Если даже дичь животную по своему
– Матушка, зачем он тебе нужен, оборотень? – спросил Кипарис. Произнесённое раз, слово «матушка» звучало уже без усилий и естественно. Охрана замерла от неожиданности, взирая на Кипариса как на того, кого они увидели впервые.
– Как для чего, сынок? – отозвалась Сирень, давая тем самым пояснения окаменевшей охране. Помощник мага Капа – её сын Кипарис.
– Он же носитель немыслимых секретов, новых технологий, знаний. Попади он в руки влиятельных людей, он обогатил бы любого. Только он дороже всякого материального сокровища. И только глупенькая Ива не понимала, с кем она жила в одном доме. Не совсем понимала. Она могла бы продать сведения о нём за такие деньги, что ей хватило бы точно на такой же этаж в столичном доме, какой есть у тебя, Кипарис.
– Она бы никогда не продала того, с кем делила кров. Она… – Кипарис некоторое время подбирал определение для Ивы, – настоящая, – и добавил, – к тому же она любила своего чудика, свалившегося откуда-то сверху. И если он улетел туда же на своём, как ты сказала, объекте, то взял её с собою. Назад она уже не вернётся.
– К чему ему хромоножка? – не согласилась с сыном Сирень. – Ива была обречена. Я в последний раз по её глазам увидела, почувствовала по особому излучению, идущему от неё, что она тайно и уже неизлечимо больна. Болезнь может в любой момент стремительно выстрелить, и ей конец.
– К чему же ты побуждала меня родить ребёнка от больной женщины? – не понял мать Кипарис. – Я не почувствовал ничего такого. Она была крепенькая, как и всегда. Хорошенькая, беленькая. Только грустная, поскольку её бродяга где-то пропал. Да и на работу она исправно ходила.
– Такого рода недуги могут гнездиться в человеке годами и не проявлять себя ничем. Она вполне могла выносить и родить прекрасного ребёнка. Другое дело, что сама вскоре же и умерла бы. У Ивы редкие природные данные, ум и красота, осенённые тонко-развитым духом. Сама она не получила надлежащего развития, родившись в простой семье. А её ребёнка я бы развила до редкого совершенства. Такие дары, какие запечатаны в ней, бывают лишь наследственными. Не всякого можно развить. Иногда видишь простую, вроде, девушку. Не всякий на неё и обернётся. И только люди, подобные мне, в состоянии увидеть их драгоценную редчайшую структуру даже в одеяниях бедности. Я же не просто так тебя к ней подталкивала. Да вот беда какая упала на её долю, как то самое дерево в лесу. Ты думаешь, оборотень случайно вышел на такую девушку? Отчего бы не на твою Вешнюю Вербу или ещё кого, ей подобную? Там в тот день вся поляна гудела от молодёжи, а он выбрал себе хромоногую? Или уж действовал наверняка, понимая, что такая убогая никому не откажет?