Космическая шкатулка Ирис
Шрифт:
– Капа? – уточнил старший телохранитель по имени Барвинок. – Он и мне подозрителен. Он вполне мог посягнуть на сокровища магов Ночной Звезды. Есть такая версия, что он потратил часть общественных священных сокровищ для покупки себе целого этажа в столичном доме.
– Что? – поразилась Сирень. – Это откуда известно?
– Я слышал, что за ним установлено тайное наблюдение. Иные из магов хотели устроить ему допрос. Но старый Вяз потребовал не трогать Капу и не проводить никаких ревизий, пока сам он, Вяз, не уйдёт в мир предков. Он не верит в самочинство Капы. Он любит его как сына. Но я не верю подкидышу-зазнайке. Он уже никогда не станет магом. Зря Вяз и обольщается.
–
Бледнея от затаённого гнева, а больше от страха перед магиней, Барвинок исчез с глаз долой.
– Чую я, что удача с каждым мигом куда-то ускользает от меня всё дальше и дальше. Но куда ещё он может и уйти, как не вернуться домой к покинутой жене? Он её так просто не кинет, – вслух продолжала разговаривать Сирень, обращаясь к пустому месту, где только что стоял её прислужник.
Предчувствия опытную магиню не обманули, а удача уплыла, вернее, улетела на непонятном объекте, осиянным звёздами, за тёмные тучи.
Только оказавшись у Радослава, Фиолет узнал его окончательно. А Радослав Пан, как назывался теперь бывший Рудольф Венд, долго и пристально смотрел на него и, поверив, что перед ним дерзкий когда-то мальчишка космодесантник Арнольд Фиолет, никак не мог поверить в такое вот радикальное его внешнее изменение. Радослав был один. Его жена находилась в звездолёте, запрятанном в огромной подземной пещере, где она и родила в медицинском отсеке своего первенца. Девочку Виталину. Там с нею находилась врач – земная женщина, там же находились и некоторые члены экипажа звездолёта. Поскольку Фиолет не видел его прежде с волосами, – Радослав на Паралее коротко стригся под самый корешок, – то и Фиолету было трудно сопоставить его с прежним Вендом. Также накрепко подзабытым. Так что они как бы познакомились заново.
Первое, что попросил Фиолет, – спасти его девушку. Она больна, но о том пока не догадывается. Она, можно сказать, спасла ему жизнь, дала ему кров, любовь, стала ему и за друга, и за мать, и за возлюбленную жену. – Радослав, это срочно! Потом все расспросы, бесконечные беседы и соображения на дальнейшее. А сейчас её необходимо прооперировать, если у вас там универсальный медицинский робот, профессиональный врач. Из-за тревоги за неё я почти утратил сон, аппетит…
– По поводу сна я не знаю ничего, но по поводу аппетита, это кому ещё говори, – встрял Константин. – Видел я, как ты трескал в общественной столовой одну порцию рыбы за другой. Я стоял у окна, а он, как в трансе, поглощал огромное количество рыбы. Он был похож на акулу. Бессмысленно таращил глаза и ел, ел… А я всё стоял и стоял, а он всё ел и ел. Вообще же, он как-то удивительно быстро вписался в замедленный алгоритм здешней и неспешной жизни.
– Да не ври! – обиделся Фиолет, – ты даже не дал мне доесть мою порцию. А рыба была такая вкусная.
Все трое они засмеялись. Радослав повел их в свой сад, чтобы накормить на вольном воздухе. Дом его поразил Фиолета своим шиком, странным в сравнении с тем домиком, где он обитал вместе с Ивой. Да и окружающие дома в том старом городке были примерно все одинаковые.
– Дом – подарок Кука. А Кук – он местный буржуй, хотя сам живёт на другом континенте, – сказал ему Радослав. – Что касается меня, я веду чисто паразитический образ жизни на необъятном ресурсе Кука. Я абсолютно не вписан в местный социум, как и ты. Поскольку я всего лишь пережидаю тут некую неблагоприятную фазу своего существования. А как долго оно будет, я не знаю. Мне тут настолько нестерпимо скучно из-за собственного выпадения в нирвану, что если бы не твоё появление, Фиолет, то вскоре я попросился бы в стазис-камеру на бессрочное засыпание, как спора. Во избежание опасности окончательного распада собственной личности от безделья. – И Радослав засмеялся невесёлым смехом.
– По крайней мере, вас тут много. У тебя жена – земная женщина, к тому же. Это важное отличие, Радослав. Ты не жил тут как я. Полностью отрезанный от привычного мира.
– Жена – земная женщина? Нет. Она не земная женщина. Хотя она и рождена от земного мужчины. По поводу матери ничего не скажу. Понятия не имею кто она такая. Пелагея – Бусинка.
– Ландыш – не земная женщина? – удивился Костя. – А я и не знал.
– Тебе, Венд, не привыкать к жизни с инопланетянками, – сказал Фиолет.
– Забудь о Венде. Такого человека больше нет.
– А что произошло?
– Тебе ни к чему знать сериалы о чужой жизни. Это нестерпимо скучно.
– Ты конкретно поскучнел. Конкретно выцвел. Это заметно, – заключил Фиолет. – Не имею в виду твою внешность, до сих пор фасонистую и отменно-молодую по видимости. Но от тебя тянет тоской, как гарью из плохо вентилируемой печи. Так бы я сказал. Тебе досталась не самая лучшая из женщин?
– У тебя и обороты! – встрял Костя, – вот уж селянин заправский! Печь, гарь. Да все мы тут в тоске. Кроме моего отца. Мне тоже так домой охота! До того тут надоело торчать и смотреть местное замедленное кино. Эти их непонятные «Города Создателя» – единственное, что достойно любопытства. Но туда не проникнешь, не имея личного идентификационного номера. И понять, где он там у них запрятан, невозможно. У нас такого номера нет.
– Думаешь, у них есть вживлённые чипы? – спросил Фиолет, – или их подобие? Неужели, и у Ивы есть какое-то устройство в теле? Но ведь меня не вычислили…
– Не знаю я, чего у них есть. Но у каждого есть какой-то персональный номер. И где-то он значится, как-то обозначен в их всеобщей, объемлющей весь социум целиком, какой-то управляющей структуре. Но где? Не поймёшь. Их мир, так мне сдаётся, какая-то компьютерная программа. Она работает как-то и зачем-то, выполняя некие свои цели. А мы вроде хитрых вирусов тут, пока что не пойманных их неповоротливой защитной системой. Это как в одной старой теории о том, что человек живёт в цифровом пространстве, и сам всего лишь цифра.
– Так и мы тогда набор цифр. Как-то слишком просто. И как-то бесчеловечно тоскливо, – не согласился Фиолет. – Если выбирать между такой вот цифровой теорией и теорией создания человека Богом, я выбираю Бога.
– Выбирай, что хочешь. Что меняется? – не сдавался Костя.
– Моё отношение к действительности. Я не могу принять версию, что моя Белая Уточка какая –то виртуальная поделка. Тогда какая разница, болеет она или здорова. Жива или скоро умрёт? Моя душа болеет за неё по-настоящему больно. И ей больно по-настоящему, а не по игрушечному. Я же вижу.