Космическая шкатулка Ирис
Шрифт:
– Вроде того, – они уже шли к лесу. Но шли не совсем точное определение. Они будто летели, но очень низко на землёй, над травами, над дорогой, на которой не было видно ни единого пешехода. Его тяжёлые ботинки препятствовали полёту, а её он держал за руку, не давая ей улететь от себя. На опушке стоял дедушка и сурово сказал Фиолету, – Ты-то зачем вторгся в её мир? В наш мир?
– Её мир уже навсегда стал другим. Не тем, в котором она жила прежде. Она теперь будет жить всегда со мною рядом. И не потому, что я так хотел. А потому, что так уж случилось. Мне-то выбора никто не давал. Как и ей.
Дедушка ничего не ответил, а повернулся и ушёл в лес. Ива хотела крикнуть ему вслед, что пришла к нему поговорить, как и в прошлый раз. Но дедушка уже растворился в лесной чаще. Его корзинка с грибами стояла у того ошкуренного гигантского бревна, на котором
– Ива, – услышала она нисколько не забытый голос брата, – Ты теперь живёшь в «Городе Создателя»? Этот человек его посланец?
– Я не знаю, чей он посланец, – ответила Ива. – Я вообще его впервые вижу.
– Как же впервые, если он взял тебя в свою семью насовсем? У тебя теперь другая семья, Ива. Ты другая, чем была раньше. Совсем скоро, когда прежние люди устанут и навсегда покинут эту землю, она целиком будет принадлежать тем, к кому уже теперь принадлежишь и ты. Другим людям. Так всегда было. И везде. В тех мирах, в которых Создатель однажды зажёг разум, уронив его как искру из своего необъятного рукава, осветив его и сделав из плоского чернового наброска объёмным и живым. Каждое поколение живущих людей похоже на родителей только по видимости, а по сути, каждое поколение приходящих отлично от уходящих. Просто перетекание происходит несколько замедленно, чтобы глаз уловил это движение. Даже медленнее, чем движется вода в нашей реке. Кажется, что она всегда точно такая же, как вчера, как год назад. А иногда происходит то, что и с тобой. Резкий качественный скачок. Ты изменилась вся и сразу. Разве ты сама не заметила, что живёшь уже в другом мире, чем тот, из которого ты некогда уехала с Капой и бабой Вербой на лодке через реку? И если на тот берег ты всегда можешь вернуться, то в оставленный мир уже никогда.
– Я заметила, что Капа уж точно стал другим. И Вешняя Верба, как все говорят, стала другой. И я, ты прав, стала другой и здоровой. А вот бабу Вербу я почти забыла. Не знаю, что с нею стало.
– Никакой бабы Вербы никогда не было, – повторил слово в слово, как и Капа, Клёнушка. – Иди. Мне уже нечего тебе сказать.
Ива, слегка обиженная на братишку, обернулась, ища своего загадочного спутника. Серебрящийся своей одеждой Фиолет ждал её у самой опушки. Подойдя к нему, девушка всё же обернулась в сторону брата, но на бревне никого уже не было. Привычно, будто делала так всегда, она положила руки на плечи Фиолета. Знакомое ощущение его силы, её собственной любви к нему охватили её всю целиком. Она прижалась к его груди, и он погладил её голову.
– Мне не хватает тебя. Не хватает, когда я сплю, не хватает, когда я бодрствую днём и даже не помню о том, как мы жили с тобою в твоей избушке. Как сидели у печки, как слушали монотонное бормотание дождя за маленькими окошками, – сказал Фиолет. – Мне не хватает даже тех бесконечных грязных грядок, упирающихся в горизонт, откуда я выкапывал овощи примитивным орудием труда. Чтобы заработать тебе на то, чего тебе так хотелось иногда купить в столице. Помнишь, мы гуляли с тобою там? А как ездили по скоростной дороге?
– Нет, – ответила Ива, – я ничего такого не помню. Где это было? В другой жизни?
– Я не хотел, чтобы часть твоей памяти погрузили в глубокую заморозку. Но я также не хотел, чтобы ты страдала. Давай договоримся с тобою. Я буду приходить к тебе в твоих снах. Ты этого хочешь?
– Хочу. Не понимаю, почему так, но чувствую тебя родным и близким. Как будто знала тебя…
– А «Пересвета» ты не помнишь?
– Кто это такой?
– Мой звёздный корабль. Хочешь, пойдём его навестим. Ведь сейчас мы властны не только над настоящим, но и над прошлым. Правда, над будущим власти нам не дано, пока оно не впустит в своё уже проявленное пространство. Но тогда оно уже будет настоящим, а не будущим.
Они вошли под своды леса. Вошли в узкую просеку, как в полутёмный, наполненный шелестом и равномерным гулом ветра в вершинах деревьев, коридор. Его конец просматривался где-то впереди, откуда шёл неяркий свет почти опустившегося за горизонт солнышка. Оттуда оно продолжало испускать своё слабое свечение, окрашивая нижнюю
– Помнишь, как мы ходили к «Пересвету»? – спросил он.
– Нет, – ответила она.
– Помнишь, как ты уставала, ножка болела, а я нёс тебя на руках, как и теперь? – спросил он.
– Нет, – ответила она.
– Это хорошо. А всё же мне плохо. Неужели, ты начисто меня забыла? – спросил он.
– Мне тоже хорошо с тобой. Хотя я тебя и не знала никогда прежде, – ответила она.
– Что я творю? – спросил он у себя, а не у неё.
– Это же игра. Это же только мои видения, – ответила она себе, а не ему.
– Кук, если бы он узнал о моих экспериментах над твоей психикой, просто отвинтил бы мне голову. Но он никогда и не узнает. А я вынужден ему подчиняться, раз уж он командир здешнего экипажа землян на вашей планете.
– Какой ещё Кук? – отозвалась Ива, – и что такое планета?
– Планета – это земля, по которой мы с тобой и топаем в настоящий момент. Но вот насколько мы топаем по реальной земле, а не по вымышленной планете, того я сам не знаю.
Какое-то время, они молчали. Темнота была живой и обволакивающей, но нисколько не страшной.
– Каким образом Кук отвинтил бы тебе голову? Разве ты разборная игрушка? – спросила Ива.
– Хорошо, что ты не помнишь Кука, – сказал Фиолет, – И никто, понятно, мне голову не отвинтит. Это же метафора. А Ландыш ты помнишь? – спросил он, почти прошептал ей в ухо.
– Ландыш? – Ива освободилась из его рук, – Да! – удивилась она самой себе, – Я помню необычную девушку с очень длинными ногами, с очень светлыми глазами, которые были прозрачными и неуловимыми, как речная вода. Никогда не узнаешь, что таит речная вода в своей глубине, пока не достанешь до дна реки. Может, там мягкий песок. Может, там острые камни, а может, там кусачий гад таится в запутанных водорослях. Где я её видела? А! В столице. Она шла, и люди смеялись над тем, что не могли понять, кто она. Девушка в штанах, или мальчик, у которого не растёт борода? Она едва не плакала от обиды. Она считала себя очень красивой. Это читалось по её гордому лицу. Я села рядом с нею в столовой. Мы ели и разговаривали. Она жаловалась мне на то, что люди вокруг плохо воспитаны. Я соглашалась. Я ведь тоже чего только ни натерпелась, пока была хромой. Она рассказала мне, что живёт в большом доме, но скука вокруг больше, чем сам дом. Что муж не любит её, а вспоминает о ней только тогда, когда ему захочется. Она так сказала «захочется». Я спросила, а чего ему «захочется»? Она ответила: «Не притворяйся невинной дурочкой. Чего может хотеть мужик с выдохшейся душой, но здоровыми телесами, от привлекательной чистой девушки, которая всегда в его доступе, даже если он ничуть не любит её и не видит в ней равного себе человека»? Я спросила: «А зачем ты вошла в его большой дом, если он тебя не любит? Не лучше ли найти себе любимого, даже если он живёт в маленьком домишке»? Она ответила: «Да где мне было искать, если я была замурована в тесном космическом доме даже без надежды на то, что останусь жива в самое ближайшее время? А мне не хотелось стать околозвёздной пылью, так и не испытав любви». Я плохо её поняла. Я подумала, что она немного не в себе. Или напротив, много уже накопила в себе безумия, вот-вот готового вырваться наружу в виде какого-нибудь странного поступка. Я побыстрее проглотила, что ела, и похромала от неё подальше. Она ещё кричала мне вслед: «Что с твоей ногой? Что с твоей ногой? Подожди! Вдруг я смогу тебе помочь»? И вот что странно, я очень хорошо представила её космический дом, где никогда не была, но будто бы и была. Я словно бы вошла в образное пространство той девушки по имени Ландыш. Я даже увидела её красивого и печального по виду мужа. Она-то точно его любила, а он почему-то её не любил. От того её чувство было уже на грани исчезновения из её сердца. Так бывает, если ответа любви нет. Сначала появляется боль, а потом она проходит, но и любовь проходит. Мне хотелось, чтобы она поскорее избавилась от боли и от мужа, не отвечающего ей взаимностью, а только иногда о ней вспоминающем, когда ему «захочется», как она и сказала. Так что и красота, и здоровье, и даже наличие любви не всегда дают женщине необходимое счастье.