Космические тайны курганов

Шилов Юрий Алексеевич

Важно, что среди сформировавшихся в этом районе индоиранских божеств выявлено и соответствие Дак­ше — главному сыну праматери Адити. Не исключено, что образ Дакши вобрал в себя элементы более древне­го Думузи. Во всяком случае, оба они теснейшим обра­зом связаны и с жертвоприношениями, и с годовым цик­лом, и с доминирующими женскими божествами.

Поздние представления о бессмертии, которые сох­ранялись в шумеро-аккадской культуре, обрели в ней окраску неверия. Среди текстов "глиняных книг" обна­ружено несколько связанных с этим сюжетов.

Бог Лиль в отличие от Думузи не воскресает. В от­вет на стенания своей сестры, на призыв "встать с того места, где он покоится", Лиль просит не тревожить его. Он, дескать, зарыт в землю, к жизни вернуться

не мо­жет, а она пусть не уподобляется злому духу, гонящему сон...

В "Поэме об Адане" рассказано о том, что благоче­стивейший из людей, "семя человечества" — и тот не смог воспользоваться даром бессмертия. Было это так. Неча­янно сломав крылья южному ветру, Адан был вызван на суд к самому Ану, верховному божеству неба. Следуя советам своего отца Эа — бога водной стихии и мудро­сти, человек сумел расположить к себе высшего судию. Ан даже предложил ему отведать пищи и напитка бо­гов, дающих вечную жизнь, но осторожный Адан запо­дозрил отраву и отказался...

Не смог, по-видимому, получить "траву рождения" главный герой "Поэмы об Этане". Он прожил уже пол­торы тысячи лет, был царем, но не имел сына. Бог Солн­ца посоветовал ему обратиться к орлу, и тот в благо­дарность за избавление от коварной змеи согласился поднять Этана в небеса, где произрастает волшебное растение. Они поднимались все выше и выше, все мень-ше становились земля и море. Не выдержав, человек закричал: "Я не хочу подниматься в небо, мой друг! Остановись, чтобы я смог возвратиться на землю!" Ко­нец поэмы, к сожалению, пока не найден. Но есть изоб­ражения птицечеловека пред судом бога Эа. Так что можно не сомневаться, что шумеро-аккадский финал был вовсе иным, нежели у покойников, возносимых птицепо­добными курганами Цнори и Большой Белозерки (рис.4).

Но и тем, кто смог получить "траву жизни", бессмер­тия она не дала. Легендарному змиеборцу Лугальбанде ее хватило лишь на то, чтобы излечиться от болезни, а затем с помощью орла догнать свое войско. Потомок это­го царя Гильгамеш достал "траву бессмертия" со дна океана, однако она была украдена змеей. Возможно, в отместку за предыдущей подвиг героя, когда он, выпол­няя просьбу Инанны (той, что сгубила бога-пастуха Ду­музи), срубил священное дерево, на вершине которого было гнездо орла, в стволе обитала богиня смерти, а среди корней — "не знающая заклятья" змея.

Трава рождения, жизни, бессмертия во всех случаях оказывается связанной со змеей и птицей, символами потустороннего и небесного миров. Эти мотивы коренят­ся в глобально распространенном представлении о "дре­ве жизни" — вертикальной модели трехчленной Вселен­ной. А с другой стороны, мотивы змиеборства и добычи с помощью птицы сока растения сомы ("хмель" и др.) стали ведущими в индоиранских мифах об Индре. Миф этот сложился не без влияния шумерской культуры, но получил в Северном Причерноморье совершенно иное звучание: преодоление гибели, раскрытие жизнеутверж­дающих сил.

Влияние шумерских представлений прослеживается и в индоиранском мифе об изначальном холме Вале, из которого Индра добывает сому, огонь, новогоднее солн­це и прочие вселенские блага. Это влияние могло прои­зойти при использовании шумерского мифа о праостро­ве Киане в оформлении северной галереи Каменной Мо­гилы, послужившей одним из главных прообразов кур­ганов. Но прослеживается и другое направление воз­можных влияний.

Мы уже отмечали первое появление образа Валы среди позднейших захоронений Мариупольского могиль­ника. Погребение в гробнице из каменных плит, пере­крытое стелой, кострищем с останками сожженного человека, относится к Новоданиловскому культурному ти­пу — впервые связавшему, как было показано выше, Азово-Черноморские степи с Шумером. Самая запад­ная группа захоронений Новоданиловского типа извест­на ныне в кургане № 9 у поселка Григориополь Мол­давской ССР. Конструкция и обрядность памятника об­наруживают, с одной стороны, близость к шумерским представлениям, а с другой — уже довольно сложивший­ся образ Валы.

Е. В. Яровой,

исследовавший Григориопольский кур­ган, полагает, что в древнейшем его погребении "мог быть похоронен вождь с богатым инвентарем", который стал причиной ограбления могилы. Не исключено, одна­ко, что разрозненность человеческих костей — следствие не ограбления, а жертвоприношения. Неподалеку, в ок­руглой яме, обнаружены обожженные кости двух коз­лов. Рядом находились 6 деревянных столбов в челове­ческий рост. Все это было окружено рвом. Столбы и яма с жертвоприношением животных расположены северо-восточнее захоронения, а юго-западнее его оставлен про­ход, отмеченный за пределами рва каменной вымост­кой. Образованной таким образом осью выделили, оче­видно, направления заката и восхода Солнца в дни зим­него и летнего солнцестояний.

Сопряженный с этим святилищем обряд был направ­лен, несомненно, на то, чтобы помочь Солнцу преодо­леть самые длинные ночи в году, зиму и потусторонние силы и принести людям лето и длинные дни. На это ука­зывают дальнейшие действия.

Прежде всего внутри рва соорудили курган. На его вершине, у восточного склона, совершили погребение. Затем погребение и склоны кургана вымостили камня­ми, которые окружили выступающие наружу верхушки столбов. У подножия, во рву, совершено жертвоприно­шение из 9 черепов, 1 из которых принадлежал моло­дому и 6 старым турам, а 2 — домашним быкам. Коли­чества черепов соответствуют числу месяцев весенне-летнего полугодия (6+1), а также продолжительности беременности — возрождения (6+1+2); наряду с тем они могли означать зодиакальные созвездия. Вместе с этим жертвоприношением над верхушками столбов и по­гребением разложили костры...

Кольцевые ров и вымостка символизировали низ и середину Вселенной, а костры — вершину ее. Покойник же представлялся "космическим странником", песланцем с земли на небо. Это раскрывается при анализе не только местоположения и обряда погребения 17, но и найденных в нем вещей.

Главной находкой был скипетр в виде орлиного клю­ва, изготовленный из оленьего рога. Сочетание формы и материала изделия должно было означать "орла — оленя" или "оленя небесного", с образом которого мы уже сталкивались в кургане у селения Цнори. Скипетр­клевец украшен медными гвоздями, при помощи кото­рых обозначили ромбовидный глаз "орла", 3 метки на его макушке (знак приобщения к третьему, верхнему или небесному миру) и 6+1 меток на клюве (по числу месяцев благоприятного полугодия, а также по количе­ству турьих черепов во рву). С помощью этого скипетра покойник, наверное, уподоблялся орлу. О его небесных деяниях можно судить по кремневым наконечнику стре­лы и серпу, положенным на комочках охры перед ли­цом. Стрела подчеркивала устремленность погребенно­го в небеса и, кроме того, могла служить ему защитой от демонов, а серп являлся, по-видимому, орудием для срезания побегов с вершины "древа жизни", которого достигал в своем полете "покойник-орел".

Затем последовало несколько захоронений, в обряде и инвентаре которых заметно соблюдение заложенной в кургане традиции, а также сосуществование "иовода­ниловцев" с представителями трипольской культуры.

Элементы шумерских влияний можно предположить, сопоставляя особенности кургана с изображениями на некоторых печатях — в частности, на верхнем ярусе рас­смотренной выше печати из Суз (рис.21). Здесь тоже представлено три уровня мироздания и человек или бо­жество соседствует с Луной, орлом, двумя козлами, бы­ком. К тому же связь жертвенных козлов со столбами и помещенным у их верхушек "орлом — оленем" находит соответствия во многих произведениях шумерского ис­кусства. Особенно показательна статуэтка козла, опи­рающегося передними ногами на ветвистую вершину "древа жизни"; небесная сущность козла подчеркнута перьеобразной моделировкой его шкуры. Подобный об­раз, а вместе с тем и аналоги конструктивно-обрядовым особенностям Григориопольского кургана, есть и в ин­доарийской "Ригведе". Это Аджа Акапад—"козел одно­ногий", стоящий на соединенных задних ногах.