Космонавт
Шрифт:
— Ну что ж, товарищи, — наконец, проговорил он, взяв перо и аккуратно обмакнув его в чернильницу, — полагаю, что испытуемый блестяще прошёл собеседование.
Брошкин тут же закивал. Злотникова сжала губы в тонкую нить, но возражать не стала. Подписались все по очереди. Майор встал и пожал мне руку:
— Поздравляю, товарищ Громов. Вы приняты к подаче документов. Только не расслабляйтесь — это лишь начало. Впереди ещё испытания, и куда более серьёзные.
— Так точно, товарищ майор! — ответил я с такой громкостью, что Злотникова даже вздрогнула.
Собеседование я прошёл.
Когда вышел из кабинета, увидел старого-нового знакомого. Того наглого мажорчика из военкомата. Он тоже меня заметил. Одет по гражданке, трётся возле доски объявлений. Хм… Он тоже сюда? Чую, вдвоем нам здесь тесно будет.
Я вышел из аэроклуба. Вдохнул прохладу, потянуло дымком из труб где-то за Тушинским аэродромом. В голове ещё гудело, всё-таки надо было и ответы некоторые вспомнить, и нигде себя не выдать, но в груди теплилось приятное чувство: я знал, что сделал ещё один шаг вперёд.
Только тут я вспомнил про газету, которую купил в метро, когда возвращался из аэроклуба в первый день, когда оказался здесь. Там писали, что на ВДНХ открылась новая выставка, посвящённая космическим достижениям. Почему бы не посмотреть её сейчас? Тем более, время свободное сейчас есть. А потом — неизвестно, как с этим делом будет, ведь начнётся учёба.
От аэроклуба в Тушино до ВДНХ было неблизко. Я решил ехать с пересадками: сначала автобусом до станции метро «Сокол», затем по зелёной ветке до «Белорусской», где надо пересесть на кольцевую, доехать до «Ботанического сада» — и уже оттудапо жёлтой ветке добраться до станции «ВДНХ». Такая поездка заняла около часа. В вагоне было душно. Я пристроился у окна, наблюдая, как мелькают станции: «Сокол», «Аэропорт», «Динамо»… На «Ботаническом саду» вышли почти все.
Карта метро 1964 года.
Когда поезд тронулся с последней перед ВДНХ станции, в окне мелькнула золотая статуя «Рабочего и колхозницы». Сердце ёкнуло — я часто бывал здесь с женой и дочкой, в той, прошлой жизни.
Выход из метро вывел меня прямо к главному входу в парк. Передо мной возвышались огромные ворота, увенчанные скульптурами трактористов и комбайнёров. Надпись «ВДНХ СССР» сверкала на солнце.
У входа толпился народ: семьи с детьми, парочки, группы студентов. Кассы работали, очередь двигалась быстро. Я достал из кармана рубль. Билет стоил 30 копеек, для школьников и вовсе был бесплатным. Но я уже не школьник, пришлось платить.
— Молодой человек, проходите! — кассирша, пожилая женщина в очках, махнула рукой, даже не взглянув на меня.
Я переступил порог выставки и на секунду сбился с шага.
Передо мной расстилался огромный парк с фонтанами, павильонами, аллеями. Всё сверкало, всё дышало масштабом. Где-то играл духовой оркестр, пахло мороженым и жареными пирожками. Всё это будто бы требовалось впитать.
Но скоро я пошёл вперед — ведь прежде всего меня интересовало другое.
Я достал из внутреннего кармана ту самую газету, пробежался взглядом по объявлению:
«В павильоне „Космос“ — новые достижения советской науки! Макеты спутников, космических кораблей, лунные
Вот оно. Я свернул газету и зашагал по главной аллее, следуя указателям.
Над входом в массивное здание павильона красовалась огромная стилизованная ракета, устремлённая в небо. Надпись «Космос» сверкала алюминиевыми буквами. У входа стояла очередь — человек двадцать, в основном, молодёжь и отцы с детьми. В воздухе витала особая атмосфера торжественности и предвкушения чего-то грандиозного. Всем хотелось прикоснуться к гению человеческой мысли, разделить триумф.
Внутри павильон тоже поражал простором. Высокий купол казался необъятным, будто вобравшим в себя космическое пространство. Центральное место занимал полноразмерный макет корабля «Восток» — точная копия того, на котором летал Гагарин. Его серебристый корпус блестел под лампами, а рядом на подставке стоял макет «Востока-2» — уже с дополнительными техническими усовершенствованиями.
«Экскурсия начинается через пять минут!» — раздался звонкий голос. Ко мне подошла девушка-экскурсовод в синем форменном платье с эмблемой ВДНХ на груди. В руках она держала указку.
— Присоединяйтесь к группе, товарищ, — улыбнулась она. — Сейчас будем осматривать экспозицию.
Вот и прекрасно, в самый раз. Я встал рядом с другими посетителями. Экскурсовод начала рассказ:
— Перед вами первый в мире пилотируемый космический корабль «Восток». 12 апреля 1961 года Юрий Алексеевич Гагарин совершил на нём исторический полёт. Обратите внимание на теплозащитное покрытие. Его уникальная конструкция выдерживала температуру до 3000 градусов при входе в атмосферу…
Я протиснулся сквозь толпу, подбираясь поближе к главному экспонату — макету «Востока» в натуральную величину. Корабль висел на стальных тросах, будто в полёте. Свет, пробивавшийся сквозь стеклянный купол, скользил по полированной обшивке, заставляя красные буквы «СССР» буквально пламенеть.
«И на таком вот Гагарин летел в неизвестность… Без компьютеров, без нормальной системы аварийного спасения» — подумал я, рассматривая «Восток». В будущем, в моём времени, даже туристические корабли были безопаснее этого небольшого шара, тонкого по космическим меркам, почти как консервная банка.
Экскурсовод ловко щёлкнула выключателем, вырывая меня из мыслей, и внутри макета загорелась подсветка, демонстрируя устройство кабины.
— А это скафандр Гагарина. Он обеспечивал полную защиту в космосе. Обратите внимание на герметичный шлем с надписью «СССР» — она специально наносилась крупно, чтобы при приземлении все сразу понимали, кто это.
Внутри разрезанной кабины я увидел СК-1, о котором только что рассказала экскурсовод, а также там виднелось тесное кресло пилота, обтянутое похожего цвета оранжевой тканью. Ремни казались слишком хлипкими для того, чтобы удержать человека при перегрузках. Панель управления была утыкана тумблерами и циферблатами. Никаких цифровых экранов, только аналоговые приборы с дрожащими стрелками.
«И ведь это вершина технологий 1961 года, — снова пронеслось у меня в голове. — Через полвека такие штуки будут стоять в музеях с пометкой „первые шаги“. А сейчас это — самое настоящее чудо.»