Космонавт
Шрифт:
Я заметил, как женщина-фельдшер кинула быстрый взгляд куда-то вверх, мне за спину. Видимо, снова переглянулась с врачом. Их переглядки мне не очень понравились. Пусть это и мой сон, но с их медицинской точки зрения чудом пропавшая рана на голове не сулит ничего хорошего.
И тут меня осенила безумная мысль: а если это не сон, и я действительно оказался каким-то образом в… Где? В прошлом? В СССР?
Я осмотрелся. Широкие улицы почти пусты.
Редкие машины — «Москвичи», «Победы» да пара вальяжных автобусов с круглыми фарами. На многоэтажке напротив стяг: «Слава труду!».
—
В этот момент из толпы вывалился мужик лет пятидесяти в помятой рубахе в советскую клетку, заправленной в бесформенные штаны, с клочками щетины на щеках и красными прожилками на широком носу. От него разило перегаром за километр. Но я не поморщился — просто никак не мог надышаться земным воздухом. Лицо его почему-то мне знакомо, но откуда?
— Вот ты где, Серёга! — хрипло гаркнул он, неуверенно ковыляя в нашу сторону. — Там мамка тебя спрашивает! Послала за хлебом, а ты… — он махнул рукой в сторону дерева, — по деревьям лазаешь, летать пытаешься, оказывается! Космонавт, ёшкин-кот.
«Какой ещё, к чёрту, Серёга?» — поначалу пронеслось у меня в голове, пока я разглядывал подошедшего. Но потом понял, что новый я — Сергей, получается. Ну нормальное имя, да…
Мне очень хотелось спросить: «Ты кто?», но этого не потребовалось — перегарный сам пояснил. Он наклонился ко мне и дыхнул вдобавок дешёвым табаком:
— Доктор, не надо ему в больницу. Я сосед их. Вдвоём они с матерью. Да и вообще он у нас крепкий, как танк! Вон в прошлом году с крыши гаража грохнулся — и хоть бы хны! А тут — дерево, ха! Доведу до дома, будьте спокойны, товарищи.
Мама? У меня нет матери, впрочем, как и отца, и прочих старших родственников. Рос я в детском доме. Кроме жены и дочери родных людей у меня нет.
Врач нахмурился:
— Товарищ, у пострадавшего явная дезориентация.
— Да ладно вам, дохтур! — махнул рукой сосед. — Сейчас я его домой отведу, мамка ему такое «лечение» устроит… Не боись, медицина, доставлю в лучшем виде.
— Ну-ка дыхните, товарищ.
— А в чем дело? Я, промежду прочим, на выходном, не имею права?
Они еще немного попререкались, но мой новоявленный сосед переспорил-таки врачей, аргументировав тем, что холодильника у него нет, зато душа широкая. Против такого железного аргумента медикам нечем было крыть, и они ретировались со словами:
— Под вашу ответственность, товарищ! И завтра к врачу на прием.
Он тяжело опустил руку мне на плечо, и я почувствовал, как дрожат его пальцы — классическая «трясучка» выпивохи.
— Пошли, орёл. А то хлеб-то уже весь в кефире…
Я кивнул, но сосед уже цепко взял меня под локоть и потащил куда-то, бормоча под нос:
— Эх, Серёга, Серёга… Нашёл время котят спасать… Авоську-то с булкой подыми. Хлеб — всему голова, чему вас в школе только учат?
Разбитую бутылку кефира кто-то уже убрал. Я подхватил хлеб с земли и зашагал по улице вслед за соседом, который успел убежать вперед и теперь остановился чуть поодаль на перекрёстке, ожидая меня.
Я прошёл мимо и свернул налево, а сзади послышалось:
— А ты куда?
Я обернулся и встретился с внимательным взглядом хитрых и вдумчивых глаз, который
— Домой, — ответил я.
— Так дом-то в той стороне, — махнул рукой сосед в противоположную сторону.
Я не стал ничего отвечать, просто пожал плечами и пошёл, куда сказано.
Мы брели по тихой улочке и молчали. Не знаю, о чём думал мой попутчик, но я с нескрываемым любопытством вертел головой по сторонам и разглядывал окрестности, внутренне удивляясь такому детальному и слишком реальному сну. Нет никаких небоскребов, рекламных щитов и сверкающих вывесок. Вместо этого — «сталинки» с лепниной на фасадах, ряды приземистых, как теперь кажется, многоэтажек с незастекленными балконами. Вместо привычной гладко пригнанной брусчатки под ногами лежали плоские бетонные плиты, в стыках пробивалась жёсткая и очень упорная в своей борьбе за жизнь трава.
«Не может быть, чтобы это всё было ненастоящим», — в очередной раз подумал я, глядя на протарахтевший мимо «Днепр» с коляской. За рулем парень в смешном шлеме, как из комедии Гайдая.
Мы прошли мимо грузовика с надписью «Молоко» на борту, из кузова двое работяг в спецовках разгружали ящики. Мимо с характерным шелестом штанг проехал троллейбус со звездочкой. А вон те мальчишки на газоне, кажется, играют в «ножички». Мы с пацанами тоже играли в эту игру.
Я поднял голову и посмотрел на синее, безоблачное небо. Небо… Совсем недавно я и не думал, что вновь смогу его увидеть. Увидеть вообще что-то, кроме черноты космоса…
Перевёл взгляд дальше и усмехнулся. Между фонарями гордо краснел стяг: «Решение XXII съезда КПСС — в жизнь!» Слишком уж всё детально для галлюцинации или сна. Слишком. И даже ничего не перепутано.
Мы зашли за угол, когда в витрине магазина «Детский мир» мелькнуло что-то знакомое. Я остановился как вкопанный. За стеклом на витрине, среди кукол в ситцевых платьях и жестяных солдатиков, стояли деревянный конёк-качалка с красной спиной — точь-в-точь как в моём детдоме, а рядом та самая синяя железная машинка. Мечта всех детишек. «Ящик» на педалях.
Из репродуктора над входом лилась песня:
«А я иду, шагаю по Москве…»
Но остановился я не только из-за советских игрушек. Я увидел себя нового.
В нечётком отражении витрины на меня смотрел худощавый паренёк лет восемнадцати. Ростом выше среднего. В реальности я был примерно такого роста, но килограмм на двадцать тяжелее. У паренька, которого я сейчас видел, были немного смешные тёмно-русые вихры, торчащие в разные стороны, острое молодое лицо с выступающими скулами и худые плечи под рубахой с коротким рукавом.
«Вот почему мне так непривычно идти, — осенило меня. Только сейчас я понял, что всё это время ощущал смутный дискомфорт. — В реальности я массивнее, с вот такими плечами после многих лет тренировок в ЦПК. А тут… Щуплый пацан, который, похоже, со спортом на 'вы». Только физра в школе, и то — не факт.
Я отвёл взгляд от витрины и посмотрел на свои руки. Синие вены под тонкой кожей, мелкие шрамы от детских порезов, заусенец на указательном пальце, папиллярные линии на подушечках четкие…