Космонавт
Шрифт:
Во сне так не бывает. Во снах руки всегда размытые. Значит… Осознание новой реальности доходило медленно, но верно. Черт возьми! Я жив, и это главное.
— Чего застыл, как партсобрание без повестки. Идём! — послышался голос соседа.
Я, не отрывая взгляда от своих рук, спросил:
— Дядя Борь… а какой нынче год? — меня даже не сразу смутил тот факт, что я легко назвал соседа по имени. А ведь совсем недавно я не знал его или… не помнил. А тут само собой вышло.
Он в ответ фыркнул:
— М-да, и правда
Я задумчиво кивнул и, наконец, зашагал вслед за соседом, сжимая кулаки. Теперь я знал наверняка — это не сон.
Всё-таки я погиб там, на станции МКС, и больше никогда не увижу ни Лену, ни Машеньку. Что ж, я знал, на что шёл, когда делал свой выбор. Иначе я не мог. Они поймут.
Зато теперь каким-то образом я очутился здесь, в 1964 году. В СССР. Если мне дан второй шанс на жизнь, значит, у этого определённо есть какая-то цель. Человек из двадцать первого века, с его знаниями и навыками, попадает в разгар холодной войны… зачем? Нет, верный вопрос таков: для чего?
Из репродуктора в спину донеслось:
«…И я ещё не знаю, что со мной будет…»
Строчка из песни очень подходила теперь мне самому. Я совершенно не знаю, что меня ждёт в будущем. Одно я знаю наверняка — в моей жизни снова будет небо и космос. Я слишком люблю летать, чтобы отказаться от этого.
А ещё у меня теперь есть мать. Мать! Мечта каждого, кто вырос в детском доме. Такое желанное слово и вместе с тем — непривычное. Для меня непривычное… Фактически — она чужой мне человек, но…
Я вздохнул и ускорился, мысленно готовясь к самой странной встрече в своей жизни. С женщиной, которая, если верить дяде Боре, была моей матерью.
Глава 2
Мы свернули во двор, и сердце ёкнуло. Всё казалось смутно знакомым, хотя я точно знал, что никогда не бывал здесь прежде.
Точнее, я из прошлой жизни здесь не бывал, а вот бывший «владелец» тела, в котором я теперь оказался, бывал. Интересно, где он сейчас? Что стало с настоящим парнем? Судя по луже крови, которая натекла из его… моей головы, он не выжил.
Я снова вздохнул и пнул ногой камешек. Наблюдая, как он катится и подпрыгивает по дороге, я вновь вернулся мыслями к маме Сергея. Я совершенно не понимал, как мне себя вести с ней. Вроде и чужой человек, но при этом кровь-то у нас одна.
Нахмурился и мысленно ругнулся. Я взрослый мужик, космонавт-исследователь со стажем, а тут разволновался, как мальчишка. Вот встретимся, а дальше буду действовать по ситуации.
Кивнув самому себе, я посмотрел на детскую площадку. Пара железных качелей, песочница, турник — вот и всё богатство. Невольно вспомнились яркие, пёстрые и многофункциональные детские площадки двадцать
Я посмотрел на малышей в одинаковых серых шерстяных костюмчиках, которые копошились в песочнице под присмотром бабушек, и в голову пришла идея. А что, если я начну аккуратно вводить достижения будущего в нынешнее время? К чему это может привести? До каких масштабов может развиться СССР, если не получится его развалить?
Так-то оно так, но… кто будет слушать вчерашнего школьника без имени, связей или значительных достижений? Вот то-то же. Я снова пнул камешек и засунул руки в карманы брюк.
Мы проходили мимо двухэтажки. На лавочке у подъезда старичок в картузе мастрячил самокрутку из газеты. Из открытого окна второго этажа доносился смутно знакомый голос зычный диктора по радио. Я напряг память, но так и не смог вспомнить, кто бы это мог быть.
Сосед, шагавший рядом, внезапно крякнул:
— Эх, Серёг, и как тебе не стыдно? Мамка-то волноваться будет! Опять бабки донесут ей и скажут: «Ваш сын с дерева брякнулся». Ага… В прошлый раз с крыши, теперь вот…
— Слушай, дядя Боря. Жив же, — буркнул я. — Ты бы лучше о себе позаботился.
— А что я, я ого-го! — почесал он нос.
Я хотел сказать, что небритый и похмельный вид, а вернее, весь образ жизни, его до добра не доведет, но нудеть не стал. Сразу видно, Боря — человек неплохой. Но кто я ему, чтобы его воспитывать? А впрочем… Ладно, сейчас свои проблемы решим, а потом и с ним, может, займусь. Нет, я, конечно, не питаю иллюзий, половина страны сейчас — любители выпить чего покрепче.
Вместо этого сказал:
— Тебе бы побриться, так и десяток лет с плеч.
Сосед одобрительно хлопнул меня по плечу:
— Ну дык… Знаешь, как за мной девки бегали? Ух!
— А если похмельем не страдать всё время, так и сейчас бегать будут, — подмигнул я.
— Так чтоб не страдать, это… Да ладно… Разве я пьющий? Вот Колька Фомин, тот да-а… А я что?
— А перегарчик просто так? Вместо одеколона у тебя?
— Ну-у… Я, может, и выпиваю, но не дурак. А дураков у нас и трезвых хватает. Вот Колька, например…
Договорить он не успел. Потому что мы поравнялись с колонкой, где две девчушки наполняли железные ведра водой. Сосед облизал пересохшие губы.
Из подвала напротив доносился мерный стук молотка. Видимо, кто-то чинил табуретку или что-то ещё. Обычное дело, насколько я помню. В Союзе всегда чинили все сами. «Золотые руки» — частое сейчас выражение.
Вообще память моя сейчас удивляла. Когда я пытался намеренно что-то вспомнить из жизни меня нынешнего — ничего не получалось. А когда просто шёл и ни о чём не думал, в памяти всплывали всякие мелочи. Вот, например, я точно знал, что вон те железные ящики — это не мусорные баки, а погреба для картошки.