Космонавт
Шрифт:
— Может, прогуляемся? — предложил я, жестом указывая на вход в парк. — Погода хорошая.
Катя подняла на меня глаза, закусила нижнюю губу — явный признак внутренней борьбы между желанием согласиться и попыткой сохранить видимость равнодушия. Но в конце концов она кивнула:
— Давай… только ненадолго. Нам к экзаменам готовиться нужно.
Мы пошли по главной аллее, засаженной уже пожелтевшими деревьями. Катя держала цветы так, будто они были сделаны из хрусталя.
— Ты… ты хорошо подготовился к экзамену? — наконец нарушила молчание
— Думаю, что да, — ответил я. — Твои конспекты точно пригодятся.
— Они… они не все мои, — призналась она. — Часть папа помогал делать. Он… он хорошо разбирается в аэродинамике.
— Передай ему спасибо, — улыбнулся я. — И тебе, конечно, тоже.
Мы дошли до фонтана и остановились, наблюдая, как вода переливается в лучах заходящего солнца. Катя, кажется, немного расслабилась. По крайней мере, перестала сжимать букет так, будто боялась, что он улетит.
— Красиво, — прошептала она, глядя на воду.
Мелкие капли красиво сверкали в лучах заходящего солнца.
— Да, — согласился я, но смотрел сейчас не на фонтан — мой взгляд случайно упал на афишу неподалёку.
На деревянном щите, украшенном гирляндами из жёлтых кленовых листьев, красовалась завлекающая надпись:
«Кинотеатр под открытым небом. Сегодня в 18:00 — „Я шагаю по Москве“, реж. Г. Данелия»
Точно, я ведь недавно уже видел такую афишу. Лёгкая, трогательная история о молодости, дружбе и первых чувствах, которая как раз вышла весной и быстро стала невероятно популярной.
— Катя, — я осторожно тронул её за локоть, — хочешь сходить в кино? Вот, смотри, сегодня как раз хороший фильм идёт.
Она повернулась к афише, и я увидел, как в её глазах мелькнул интерес.
— Ой, а я его ещё не видела! — воскликнула она, но тут же смутилась. — То есть… если ты хочешь, то можно…
— Пойдем, — улыбнулся я. — У нас как раз полчаса до начала — успеем купить билеты и по мороженке.
Катя кивнула, крепче прижав к груди цветы. По пути к кинотеатру мы задержались у лотка с мороженым. Я взял два вафельных стаканчика: Кате с шоколадным сиропом и крошкой, себе просто пломбир.
— Держи, — протянул я ей мороженое, — только аккуратнее, не запачкай платье. Уж очень оно у тебя красивое и нарядное.
— Спасибо, — она осторожно взяла стаканчик, и я заметил, как её глаза загорелись. — Ой, а у меня такое мороженное с детства любимое!
Купив билеты, мы устроились на одной деревянных скамеек. Осенний вечер становился прохладнее, но зрителей собралось немало. В основном, здесь были молодые пары и компании студентов.
Когда начался фильм, я украдкой наблюдал за Катей. Она смотрела на экран, широко раскрыв глаза, иногда замирая с поднесённым ко рту мороженым. Особенно она оживилась во время сцены, где герои бегали по ночной Москве. Катя даже тихонько хихикнула, когда герой НикитыМихалкова упал в фонтан.
К середине сеанса уже стало заметно холоднее. Я увидел, как Катя слегка ёжится, потирая плечи в тонкой кофточке, но не подаёт виду, чтобы не прерывать
— Тебе холодно? — шепотом спросил я, наклоняясь к ней поближе.
— Немного, — призналась она, — но ничего, досмотрим.
Я молча снял пиджак и осторожно накинул ей на плечи. Катя чуть вздрогнула от неожиданности, потом повернулась ко мне. В свете от экрана её глаза блеснули, как два изумруда.
— Спасибо… — прошептала она и отвела взгляд в сторону.
Фильм мы досмотрели под тихий шелест осенней листвы и смех зрителей. Когда зажгли свет и люди стали расходиться, Катя сняла пиджак и протянула его мне.
— Спасибо за кино… и за всё, — сказала она, глядя куда-то в сторону. — Фильм замечательный.
— Да, — согласился я, принимая пиджак. — Особенно мне сцена у фонтана понравилась.
Катя улыбнулась, и мы пошли к выходу из парка, обсуждая фильм. Она оживилась, рассказывая, как ей понравилась песня Никиты Михалкова, а я заметил, что теперь она говорит свободнее, будто и не было между нами никакого смущения и неловкости. Вот она, сила искусства.
На прощание у трамвайной остановки Катя вдруг сказала:
— Может… может, как-нибудь ещё сходим куда-нибудь? После экзаменов? Отметим.
— Конечно, — улыбнулся я. — Только в следующий раз ты выбирай, куда, — она кивнула, соглашаясь, крепче сжала цветы и запрыгнула в подъехавший трамвай.
Я шёл домой в приятном послевкусии этого вечера. В ушах ещё звучала мелодия из фильма, и я невольно насвистывал её, ступая по знакомым мостовым. Улицы постепенно пустели — сентябрьский вечер становился всё холоднее, но внутри приятное тепло.
На остановке трамвая я купил вечернюю газету — уже вошло в привычку. Пока шел, машинально просматривал заголовки. Ничего особо интересного — обычная московская жизнь.
Когда вышел к своему двору, уже совсем стемнело.
Подходя к подъезду, я заметил припаркованную чёрную «Волгу». Машина выглядела чужеродно среди наших старых «Москвичей» и «Побед». На мгновение меня кольнула настороженность, но я отмахнулся — мало ли у кого из жильцов гости.
Поднимаясь по лестнице, я продолжал насвистывать мелодию из кино. На площадке перед нашей квартирой приятно пахло сдобой. Видимо, мама пекла пироги. Я достал ключи, уже представляя, как сниму ботинки, выпью чаю с этим самым пирогом и почитаю Катины конспекты перед сном.
Но едва я переступил порог, как в коридоре появилась мама. Не в привычном синем халате, а в нарядном платье с кружевным воротничком. Лицо её было необычно румяным, а глаза блестели.
— Серёжа, как хорошо, что ты вернулся! — сказала она с какой-то непривычной оживлённостью. — У нас гости.
Я внутренне подобрался. После разговора с Серым любое неожиданное событие казалось подозрительным. Я нахмурился, медленно снимая ботинки.
— Какие ещё гости? — проворчал я.
— Заходи на кухню, увидишь, — мама загадочно улыбнулась и сделала шаг назад, пропуская меня.