Космонавты живут на Земле. Книга 2
Шрифт:
– Подчиняюсь, — смутился капитан и слегка вспыхнул.
Рогов поднялся над столом, держа в руке стакан. Рука подрагивала.
—Друзья! Не буду длинным. Что было, то было и пусть порастет быльем. Я хочу выпить за вас и вашу любовь. В общем, горько, ребята. Горько! — повторил он и, чокнувшись, выпил. Затем заставил их поцеловаться под еще один выкрик «горько». Пока Каменев медленно тянул крепкий напиток, голосом церковного дьячка Рогов приговаривал: — Пей до дна, пей до дна!
Женя, не раздумывая, проглотила налитое ей на донышке стакана
—Мальчики, — прошептала она, — и как только вы можете пить такую гадость! Какие вы, право, мученики!
Потом они выпили еще, не принуждая Женю, и потекла длинная беседа. Перескакивая с одного на другое, они рассказывали друг другу интересные были: Рогов — о своих путешествиях, Каменев — о прыжках, о небе.
Время, казалось, оцепенело. И когда рассеянно их слушавшая Женя поглядела на часы, она изумленно вскрикнула:
– Мальчики, мы сели в четыре, а сейчас уже семь! Ну и ну!
– Да, — спохватился Каменев, — у меня же билеты на восьмичасовой сеанс. Идемте с нами, Леня.
– Нет, Жора. Очень тебе благодарен,— отказался Рогов. — Мне еще надо привести в порядок и мысли и вещи.
Они все одновременно встали из-за стола, как будто им кто-то скомандовал.
—А теперь вы отвернитесь, Жора, — потребовал Рогов и сразу перестал улыбаться, лицо его побледнело.
Каменев недоуменно пожал плечами, стараясь понять, длячего это нужно журналисту. — Да-да, отвернитесь, — настойчиво повторил Леня. — Я не хочу, чтобы вы видели,
как мы с Женей поцелуемся. И еще вас обоих очень и очень хотел бы я попросить: не приходите завтра меня провожать на аэродром. Сделайте такую милость, ребята.
Ну и вообще выше головы!..
* * *
Начальник степновского авиагарнизона генерал Саврасов улетал в Москву не на каком-нибудь роскошном лайнере Ил-18, а на боевом ракетоносце. Поэтому, пообещав захватить с собою Рогова, он приказал подготовить и для него парашют.
– Когда-нибудь прыгал? — спросил у Рогова Саврасов, кося на него глаза с цыганским прищуром.
– Да ведь я стрелком-радистом срочную отслужил, — с деланной скромностью сообщил Рогов, — и тоже на дальних. Даже медаль «За отвагу» за освоение новой техники ношу по праздничным дням.
– Ишь ты! — одобрительно отозвался Саврасов, и две золотые звездочки колыхнулись на его кителе. — А на каких же ты летал?
Леня ответил. Саврасов, прославившийся еще в сорок первом году тем, что, когда гитлеровцы готовились к параду на Красной площади, летал бомбить район рейхстага и Александер-плац в Берлине, одобрительно улыбнулся:
—Не лыком шит журналист. А статьи я твои и очерки читал. Занятно пишешь. И экзотики хватает. Люблю, брат, экзотику.
«Дождь и солнце», — подсказал Рогов.
– Вот-вот. «Дождь и солнце», — удовлетворенным баском повторил генерал.
Рогов приехал на аэродром за целый час до взлета, в сопровождении Сергея Ножикова, Володи Кострова и Андрея Субботина. Хотел еще провожать и Олег Локтев, но его вместе с Гореловым и Дремовым к семи утра запланировали на короткую тренировку в барокамеру. Дремов и Локтев расцеловались на прощание с Роговым. Горелов, всегда очень хмуро и неодобрительно относившийся к ухаживаниям Леонида Дмитриевича за Женей, ограничился рукопожатием, но очень тепло сказал:
—Смотрите не потеряйтесь в человеческом муравейнике, Леонид Дмитриевич. Был у меня любимый комдив Кузьма Петрович Ефимков, автор чудесной поговорки:
«В авиации дорожки прямые и узкие — всегда пересекутся». Я тоже верю, что мы еще встретимся.
...Когда на открытом штабном газике провожающие и отъезжающий подъехали под широченное, могучее крыло ракетоносца, с боевой машины были уже сброшены чехлы и опробованы все четыре двигателя. Борттехник забрал у журналиста вещи. Когда пестрый от заграничных наклеек чемодан исчез в люке, космонавты переглянулись.
– Все-таки уезжаешь, Леня? — сочувственно вздохнул Ножиков. — А может, зря торопишься? Остался бы лучше.
– Я его вчера целый час агитировал, — подал голос Субботин, — никакого эффекта. Как неприступная крепость.
– Знаешь, старик, мы сентиментальностью вроде не отличаемся, — улыбнулся Костров, — но любви к ближнему у нас тоже никто не отнимал. А ты — наш ближний. Сколько лет уже с нами!..
Ножиков, подтверждая, кивнул, снял фуражку, подставил черноволосую голову уже набирающему силу солнцу.
—Верно говорит Костров. Думали, ты от нас не оторвешься. И если к Луне кто-нибудь полетит, первый репортажик будет твой.
—Да чего вы заладили как на панихиде! — взорвался Субботин. — Разве он навек от нас уходит? Да я ему покажу, если он космической теме изменит. Только попробуй, Ленька!
Через силу улыбаясь, Рогов посмотрел на Андрея. То, что он улетал не в одиночку, что на аэродром его пришли провожать космонавты, придавало прощанию особую трогательность.
– Поостерегись на виражах, Андрюша, — ласково остановил он Субботина. — Мне в Австралию на два года предлагают поехать в качестве собкора.
– Ты это только попробуй! — устрашающе сдвинул редкие рыжие брови Субботин. — А впрочем, пусть едет, если ему нашей земли мало.
– Постой, Андрей, — вмешался Ножиков. — Зачем подначиваешь? Мы же прекрасно знаем, что Леня нас не покинет — ив городок будет приезжать, и на космодроме его мы увидим. Верно я говорю, Леня? Мы и книгу еще о космосе прочтем. Не правда ли?
– Да, ребята. Так будет, ребята... — срывающимся голосом торопливо ответил Рогов. — Спасибо, что проводить пришли.