Космопорт

Генрих

— А у меня право голоса есть?

— В смысле?

— Вдруг я забракую вашу жену?

Ошалело гляжу на дерзнувшего. Он серьёзно?

— Забракуете, так не будет работать. Только на каком основании? С таким-то резюме? — поражённо хмыкаю.

— Как директор, я имею право формировать кадровый состав, — выдвигает резонный довод.

Только у меня есть не менее резонный:

— Во-первых, это в идеале. А на практике часто выбора не бывает. Вы как директор будете выглядеть весьма странно и подозрительно, если забракуете

выпускницу МГУ, а на её место возьмёте кого-нибудь полуграмотного.

Пауза прерывается вопросом:

— А во-вторых?

— Во-вторых, многие вакансии уже заняты. Вы, извините, поздно появились. Я сейчас не могу сказать людям, которых чуть ли не год уговаривал к нам переехать, что не приму их на работу. Они фактически приняты. Раньше вас.

Задумывается и переваривает. Вроде конструктивно.

— Детей любите?

— Что? Да, конечно, — усмехнувшись, оговаривается: — Хотя, признаться, не всех.

— Зря. Надо всех. Даже хулиганов, — и добавляю: — А раз вы целитесь в директора, то будете любить и уважать учителей под вашей командой. Всех и заранее. Если вы мне это пообещаете, то считайте, что должность у вас в кармане. Вы женаты?

В анкете не указано, но сейчас всяко бывает.

— Собираюсь.

— Приедете женатым — сразу получите ведомственную квартиру. Двухкомнатную. Если нет, поживёте в общежитии, пока не женитесь.

Так я выкручиваю руки всем подряд, решая проблему государственной важности — демографическую.

Время 16:00.

— Вера, ходи сюда!

Вера заходит вместе с подносом:

— Глотни свежезаваренного чайку, Вить.

Это она угадала, настоящая секретарша, кожей чувствует, что шефу надо. Вдыхаю пахучий парок.

Базу данных на курсантов-космонавтов я и сам могу посмотреть. Но девочки общались и вживую, и по видео через сеть. Непосредственный контакт мало что заменит.

— Поэтому давай садись рядом и комментируй.

В моё плечо немедленно вжимается пружинящая бюстгальтером девичья грудь. Хихикаю. Одобрительно, но укоризненно гляжу на девушку:

— Вер, не то чтобы мне неприятно, но не шали.

Тоже хихикает, но всё-таки отодвигается. Немного.

Излагаю трудности.

— Где-то должны быть видеозаписи… вот эту папку открой!

Вот ради чего я в Москву прилетел. Всё остальное — попутно.

2 августа, понедельник, время 13:30.

Московская область, Звёздный городок.

Начальство ЦПК встречает меня со сдержанной вежливостью. Михаил Павлович Мелихов, коротко стриженный, темноволосый. Не красавец, хотя черты лица правильные. Мешки под глазами портят образ или добавляют штрих. Как посмотреть.

— С чем вы к нам, Виктор Александрович?

— Забираю свою группу.

— Им ведь ещё полтора месяца!

— Ждать не можем. Доучим на ходу и у себя. Как раз заканчиваем с монтажом основного оборудования.

—

Жаль, жаль…

Конечно, жаль. Выплаты за обучение прекращаются. Но лить слёзы нет причин.

— А вам-то чего? Набирайте следующую группу, кандидатов мы вам подошлём. Разрыв будет не больше месяца, затем занятия возобновите. Этот выпуск мне нужен прямо сейчас.

Мелихов отдаёт своим приказ на выписку пациентов, то есть на выпуск курсантов и предлагает экскурсию. Отказываться не стал, знания карман не тянут.

Проходим макеты станций и кораблей, немного задерживаюсь у барокамер и внимательно разглядываю центрифугу.

— До двадцати «же» может разгоняться, — поясняет Мелихов. — Хотя на максимальные обороты никогда не выводим. Обычный предел — десять «же». Не хотите попробовать? Вы вроде в хорошей форме, три-четыре «же» легко выдержите.

Запросто! Соглашаюсь, и центрифугу начинают готовить к старту. Меня взвешивают. Кажется, это нужно для формирования противовеса. Прошлый век, ржавую балку им на дряблые плечи! Можно же сделать автоматическую регуляцию, искин даже в режиме дрейфа накидывает схему, в результате которой утяжелённой конец придвигается ближе к центру, тем самым возвращая центр тяжести на ось вращения.

Надо по прилёту домой глянуть, как у нас сделано. Что-то поздно я об этом подумал. Возникает гадкое чувство на основе простой истины: «хочешь сделать хорошо — сделай сам». Возникает и с гнусной усмешкой подсказывает: именно так и будет.

С другой стороны, простота — тоже плюс. Меньше шансов сломаться.

Наконец процедура подготовки заканчивается. Мелихов поглядывает с некоей долей мальчишеской гордости — вот что у нас есть! Усаживаюсь в кресло. От испытаний вертикальной нагрузкой отказался, позвоночник надо беречь.

Центрифуга начинает раскручиваться. Мне не надо говорить, что фокусировать глаза нужно на противоположном конце. Только он неподвижен в нашей общей системе координат.

«Два с половиной „же“», — сообщает механический голос в наушниках. Руки и голову поднимаю спокойно, двигаю пальцами.

«Три. Четыре. Четыре с половиной».

Нагрузка уже чувствительная, но дискомфорта не вызывающая.

«Пять. Шесть. Семь».

Что-то они размахнулись. Решили, что глава космического агентства обязан выдерживать нагрузки, положенные рядовым космонавтам?

«Восемь!»

Голос механический, но откуда злорадные нотки? Двигаться уже трудно, хотя с усилием ещё возможно. Дышать тоже становится трудно.

«Девять! Десять!» — ликует механический голос.

Двигаться не пытаюсь, все усилия на дыхание.

«Одиннадцать! Двенадцать!» — захлёбывается восторгом голос.

С-цуко! Какого хрена, ржавый якорь вам в зад через глотку! На грудь наваливается тяжелейшая плита, чувствую, как щёки и всю кожу стягивает к затылку.

«Пятнадцать! Шестнадцать!»