Космопорт
Шрифт:
Мои опасения, что придётся натужно формировать вторую бригаду для завода Таши, не оправдались. Ресурс ракет и двигателей к ним категорически не желает заканчиваться. Так что одноразовость сама собой ушла в прошлое. Недавно упёрлись с Андреем, твёрдо решив выяснить ресурс основного водородного и третьестепенного (применяемого в третьей ступени, на «Вимане») двигателей. РД-0121МС вышел из строя только на пятидесятом запуске, РД-0200С (керосиновый) прогорел на тридцать седьмом.
— Можно усилить кое-где и поднять ресурс, — задумчиво сказал
— Даже не думай, — отмахнулся. — Он и так сильно избыточен. Вечная многоразовость нам ни на одно место не упала. Будем считать официальным пределом тридцать и двадцать запусков.
— Тридцать пять и двадцать пять, — не согласился Андрей.
— Хорошо. Пойду тебе навстречу. В последний раз.
— Дело в шляпе, — Андрюха подытожил беседу невпопад, он такое любит.
Кому-то покажется странным моё приятное замешательство, ведь мы с самого начала планировали многоразовое применение движков и ракет в целом. Только я поступал с максимальной предусмотрительностью: надеялся на лучшее, готовился к худшему. Планировали и надеялись на долговечный ресурс движков, рассчитывали и готовились к одноразовому варианту.
К тому же мы можем вернуться к одноразовой схеме. О ней никому не говорю, но когда первая очередь базы будет готова, «Симарглы» частично перестанут возвращаться. Двигательные установки и другое нужное оборудование снимут, корпуса и прочие конструктивные элементы переделают — если надо, переплавят — в переборки, полы и потолки для кают персонала.
Очень ругался Куваев почти месяц назад, когда велел ему переделать конструкцию лунного модуля.
— Раньше не мог сказать?!
Первый раз видел его таким разбушевавшимся.
— Не мог, — после равнодушного сообщения описал ему всю глубину его наивной недальновидности: — Ты бросился проектировать модуль, когда у нас ничего не было даже на бумаге. Вот смотри, почему диаметр ракеты семь метров? Потому что тоннель в поперечнике семь метров, правильно? А почему он семь метров? Потому что горнопроходческие щиты диаметром больше десяти метров делаются по спецзаказу и за рубежом.
Пришлось объяснять, хотя и в общих чертах — Санёк не в курсе подробностей устройства тоннеля.
— Между стенками трубы и самим тоннелем метровый технологический зазор. Зачем, говорить не буду, это уже не твоё дело. Принцип понял? Одно тащит за собой другое. Диаметр ракеты накладывает ограничения на топливные баки и габариты двигательной установки (ДУ). Никуда не денешься. «Вимана», которая сидит, как птенчик, в гнезде «Симаргла», не может быть шире пяти метров, потому вокруг метровый зазор воздухозаборника.
Угрюмо молчал Куваев. Вздохнув, забрал мой приказ и ушёл, погруженный в тяжёлые думы.
Всё просто и естественно. Головная, командная часть лунного модуля должна быть вариантом «Виманы». Без ДУ, разумеется. Пусть дооборудованная и даже расширенная. Главное в том, что модуль «Грин», который сейчас на орбите,
— Кстати, Сань, придумай заодно имя своему великому творению.
В ответ услышал невнятное, но соглашательское бурчание.
Итак, по моей, несомненно, гениальной задумке, «Грин» уже является частью будущей лунной станции. Всё остальное ему приделают там же, на орбитальной базе. Затем «Грин», трансформированный в мощный корабль, тупо снимется с осевой трубы станции и отчалит по назначению.
Двигатели повесят с «Симарглов», топливные баки с сопутствующим оборудованием –оттуда же. Куваева именно этот факт с баками перекорёжил. Он там себе устроил свою атмосфэру и нежился в ней независимо. А зря. Зря он проектировал баки не той системы.
16 сентября, четверг, время 10:30.
Байконур, Администрация комплекса, каб. Колчина.
— Друзья мои, я собрал вас для того, чтобы решить важный вопрос. Подсчитал тут требуемое количество запусков. Всего лишь для строительства первой очереди орбитальной базы. «Обь» — так предлагаю её назвать. Как бы естественно, ОБ — орбитальная база, название «Обь» прямо напрашивается.
Народ переглядывается и соглашается. Здесь все, кроме главбуха и Овчинникова, который сейчас разъезжает по Алтайскому краю и Омской области, выбирая место для посадки «стакана».
— Итак. Подсчитал число рейсов, и вышло порядка двадцати пяти. Если будем отправлять по ракете в неделю, как сейчас, то далеко не уедем. Полгода уйдёт только на начальный этап. Мы уже думаем, как увеличить объём полезного груза на одну доставку. Но этого мало. Надо увеличивать частоту запусков. Предложения есть?
Делает знак Терас, начальник эксплуатации тоннеля:
— Нам не нужно пять дней, чтобы проверить, очистить и осушить тоннель. Достаточно двух суток.
Так-так…
— Значит, возможен такой график: утром запуск, весь день и следующий вы занимаетесь приведением тоннеля в порядок, затем в течение дня размещаем ракету и следующим утром запускаем. Разрыв в три дня. Это намного лучше, Артур Вяйнович. Возражений нет? Таша?
Ввёл себе такое же правило. Самых близких, надёжных, пользующихся абсолютным доверием сотрудников называю по имени. Так-то она Таисия Вячеславовна. Сейчас Таша пожимает плечами:
— А я-то что? Если вы будете крутить «Симарглы» по многоразовой схеме, мне скоро и делать нечего будет. Задел в две ракеты есть, ты знаешь.
— Борис Юрьевич?
Борис Юрьевич Шмелёв — выпускник Бауманки 2029 года, начальник КС-«Симаргл», (контрольный стенд для проверки вернувшихся «Симарглов» и «стаканов»), бывшая пл. 250 УКСС «Энергия».
Крепкий тёмно-русый парень пожимает плечами:
— Мы тоже не узкое место. Полная проверка «Симаргла» занимает двое суток без особой торопливости. «Стакан» тестируется за полдня.