Космопорт
Шрифт:
— Это Кир, — угадывает мои мысли Алиса. — Опять, наверное, Тоньку привёл.
— Лишь бы это одна и та же Тонька была. А вы тут не зевайте. Неплохо бы его захомутать, чтобы он в селе корни пустил.
— Поговорю с Тонькой, — улыбается Алиса.
Среди новостей то, что дом расширяется. С тыльной стороны запланирован двухэтажный пристрой. Там будет комната Алисы, наверху — светлица дочери или дочек, если ещё появятся. Пока парни соорудили фундамент, после ждали полмесяца, чтобы он усадку дал. Затем быстро возвели кирпичные стены. За лето закончат. Реализация
Пока приходится ютиться в одной комнате, большой конечно, с детьми. Ничего, они ещё маленькие. Но приходится ждать, когда они надёжно заснут.
Первый раз не тонул в Алисе, как в ласковом море. Наружу вырывается древний инстинкт самца-собственника, дорвавшегося до самки. Брал её бесцеремонно и с несвойственной жёсткостью. Даже шлёпнул несколько раз по ягодицам.
Тесно прильнув после сексуального марафона, Алиса расслабленно задаёт осторожный вопрос:
— А зачем ты презерватив надевал?
— Хватит рожать безотцовщину, — сухой тон моментально её примораживает.
Сразу уходит в тину, один только намёк на пугающую тему заставляет замолкнуть надолго. До утра.
3 июля, суббота, время 8:15.
Березняки, дом бабушки Серафимы.
— Как-то один умный человек сказал: «один язык — один ум, два языка — два ума», — вроде нейтральная фраза, сказанная очень мирно, поэтому никто не понимает, что это артподготовка.
Самое время. Завтрак почти закончен, аппетит никому не испорчу. Сидим, пьём чай и мирно, по-семейному разговариваем.
— Поэтому и учу детей английскому, — продолжаю мирно объяснять.
Только чувствительная Алиса напрягается и отсылает детей играть.
— Я хочу, чтобы мои дети были умными и образованными, — смотрю на бабушку и объясняю ей.
— Витя, да кто же против?!
Вот и подходит время для первого удара. Забирает злоба неизвестно на кого. Почему я должен вести боевые действия против своих родных? И эта злоба парадоксальным образом помогает. Не моя вина, исправляю чужие ошибки. Имею право злиться, они же не мои.
— Ты, бабушка, против. Именно ты!
— Да бог с тобой! Чего ты несёшь всякую ерунду?!
— Как же ерунду? Когда говорю с детьми по-английски, ты всегда недовольно ворчишь. А дети видят. Они по одному твоему лицу понимают, что тебе это не нравится. Вот я и спрашиваю: почему ты хочешь вырастить моих детей тупыми и бестолковыми? Просто понять хочу: ТЕБЕ это зачем?
— А зачем им в деревне басурманский язык?
— Может быть, затем, что его в школе учат? Приходят в школу и уже знают. Им легче, учителя будут ценить, ставить пятёрки, посылать на олимпиады. Но ты этого не хочешь. Ты хочешь, чтобы мои дети были троечниками.
Алиса терпеливо сидит, Кир давно испарился. Тоже не выносит серьёзных и тяжёлых разговоров. Упрямая бабуся молчит.
— На том конце улицы дядь Ваня Евдокимов живёт. Брат у него ещё младший есть, алкаш. Оба бобыли. Ты, бабушка, всё про всех знаешь. Скажи мне, что с их отцом случилось?
— Умер, когда они маленькие
После того, как покопалась в кладовой памяти. У неё свой искин есть.
— Вот тебе и результат безотцовщины. Они просто не знают, как с бабами себя вести. Примера перед глазами не было. Сами тоже не смогли научиться. Вот такое будущее ты готовишь своим правнукам.
Делаю паузу. Какую-то брешь удаётся пробить. Но это ещё не победа.
— Ты, небось, считаешь себя мудрой. Вот и посмотри, как живут те, кто вырос в полных нормальных семьях, и те, у которых отца не было или он был, но пьяница или подкаблучник.
— Да понимаем мы всё, Вить, — несмело вступает Алиса, что-то уловив в настроении бабушки.
— Понимаете? — от моего холодного взгляда она чуть отшатывается. — А я что в прошлый раз сказал? С утра зарядка — какие-нибудь побегушки, приседания, затем умывание, обтирание и только после — завтрак. Я, по-твоему, слепой? Не видел, что сегодня утром вы сделали по-своему, а не по-моему? И что же вы поняли, позволь спросить?
Мои вопросы мало чем отличаются от ударов. По обеим. Заключаю:
— Вы обе — тупые дуры. Ты, бабушка, никогда не имела детей и даже не представляешь, как их воспитывать. У тебя, Алиса, запойный папашка, да ещё сбежал, мать спилась. Ты тоже не знаешь, как правильно. А тупые вы потому, что не понимаете совсем простых вещей. Авторитет отца — самый главный инструмент воспитания. Вам, дурам, самим так легче. Это и ваш инструмент! «Всё скажу отцу», «Отец узнает — тебе прилетит», «Папе не понравится» — и детки выстраиваются по струнке. Чем плохо? Только для этого надо самим мой авторитет поддерживать. Если я что-то сказал — это закон. А вы что делаете?
Молчат.
— Чему и как вы можете научить мальчиков? Вы — две идиотки! Закручивать гайки и разбирать моторы?! Как вы можете научить их бегать за девчонками? Вы ещё сумеете девочке что-то привить по женской линии, но как вы станете учить мальчиков? Будете делать из них девочек, а, извращенки?!
Поневоле наращиваю голос. Так, что головы пригибают. Обе. Детский гомон в соседней комнате смолкает.
— Вот вам моё последнее слово. Ты, бабушка, хозяйка в доме. А я — хозяин в семье. Не нравится? Тогда забираю Алису с детьми на Байконур. Алиска не хочет? Вольному — воля. Если моё слово для вас пустой звук, то ноги моей здесь больше не будет. И деньги высылать перестану. Потому что это уже не мои дети. Мамкины, бабушкины, но не мои.
3 июля, суббота, время 13:10.
Березняки, дом бабушки Серафимы.
Всё население дома Басимы, коренное и не очень, провожает меня в дорогу. Тихие женщины, перманентно жизнерадостный Кир и пара всадников. Рядом карета, но поеду не один, как король, попутчики есть.
— На два слова, Кир, — отвожу брата в сторону. — Женщинам я ничего не говорил, и ты не говори. Такое дело, брат. Я сильно вырос, и появились серьёзные враги. Говоря прямо, кое-кто спать не может, так хочет меня убить.