Над трёхцветными буйками кружили чайки. Три кварка для Мюстера Марка, подумал Иосиф. Закрыл глаза, попытался восстановить в памяти цепочку событий. 'Кау! Кау! Кау!' - кричали чайки. Триада. Тайный инициатор событий. Игрец был её отпавшей частью. Когда погибла его последняя реализация,
Учредитель получил память и стал в ней копаться. Собирался после проверки сделать триаду тетрадой. Всё это я сообщил политерию, он просмотрел память Игреца и вернул на место. С изменениями. Дал понять Игрецу: я справлюсь, и справился. Exit Триада, покойся с миром, бессмертный вирус системы пересадочных станций. На любой вирус найдётся антивирус. Игрец. Учредитель говорил: я - закон. Нет, дорогой, ты не законом был, а всего лишь шизофреническим расстройством закона. Совал в дрязги бестельников кого поглупее - людей, акуанов. Зачем? Кто поумнее, не полезет в чужие дрязги, сказал Игрец. Кто поумнее, не попадётся политерию. А люди... Понимаешь ли, дорогой турист с шилом в заднице, люди болезненно любопытны, первобытно жестоки и склонны объединяться против кого укажут. В массе - идеальный материал для строительства политерия. Но есть ведь и одиночки, возразил Иосиф. Из одиночек, друг мой, выходят замечательные эффекторы и манипуляторы - вроде тебя, сказал Игрец. И убийцы вроде тебя, огрызнулся Иосиф. Ладно, проехали. Значит, всё. Игрец-мертвец справил-таки по Триаде тризну.
'Кау! Кау! Кау!' - чайки одна за другой падали, потом качались на волнах, как маленькие самодовольные поплавки.
Шизофренические отклонения закона излечены. Чем это для нас чревато? Иосиф порылся
в памяти и без особого труда обнаружил то, что искал - вопиющее противоречие. Если строго следовать букве закона, гуманоидный сектор не мог появиться в системе пересадочных станций - потому что люди болезненно любопытны, первобытно жестоки и склонны объединяться против кого укажут. Теперь противоречие устранено. Значит, гуманоидные сектора пересадочных станций свёрнуты или будут свёрнуты в ближайшее время. Значит, связь с Новой и Терраной, как и с прочими земными колониями, утрачена. Значит...
– Да что там колонии, - буркнул Иосиф, открыв глаза. – Смешные расстояния непреодолимы.
Морская ширь пуста, ни одной скорлупки. Только вплавь или пешком, подумал Иосиф. Вздохнул. Стало ему тоскливо, захотелось хоть с кем-нибудь перекинуться словом. Хоть с мороженщиком, если больше не с кем.
Девчушки давно ушли, велосипедная тележка оставлена без присмотра. Морженщик занят любимым делом. 'Кажется, Эдик звал его Валентином', - вспомнил Иосиф. Валентин, отступив на шаг от этюдника и склонив голову, рассматривал картину. Иосиф подошёл сзади, глянул. Ничего особенного, морской пейзаж. Вот эта вот самая бухта.
– Шо-то не хватает, а? Шо скажешь? – спросил Валентин.
Море есть, а шаланды нету, подумал Циммерман.
– Не хватает шаланды, - подсказал он. – Парус нужен, без него пусто.
– Шо ты мелешь?! Шаланда - это шо такое? Парус, говоришь?
Да. Такая маленькая белая запятая, подсказала чья-то память.