Костры Фламандии
Шрифт:
Единственное, что успокаивало графа, это данная им самому себе клятва: где бы он ни был, куда бы ни заносила его судьба – во что бы то ни стало вернуться в Дюнкерк и разыскать это смазливое андалузийское чудо.
Когда, уже одевшись, д’Артаньян прощально утопил пальцы в ее длинных, черных, как смоль, волосах, он произнес эту клятву вслух, настолько торжественно, словно клялся на Библии.
– Так есть любить? – мило, сонно, по-детски щурясь и тыкаясь губами в его губы, прошептала испанка то единственное, что она способна была произнести в эти минуты, даже
– Только так и люби. Всю жизнь.
– Так есть любить, – восторженно покачала головой разнеженная испанка.
И, лишь оказавшись перед мрачным принцем де Конде, лейтенант вдруг вспомнил, что не удосужился спросить у испанки ее имя. Как, впрочем, не поинтересовался и адресом, по которому она живет.
Впрочем, ничего удивительного. Встреча их произошла случайно. Увидев ее на улице, д’Артаньян спрыгнул с коня, подхватил девушку на руки и занес в первую попавшуюся дверь, которая, к счастью, оказалась незапертой, в комнату, которая оказалась незанятой, очевидно, владельцы ее бежали из города или же погибли. Ну, а слова, которые выкрикивала при этом испанка… так ведь какие еще слова, кроме слов любви к нему, она могла выкрикивать?
«Виконт, – успел мушкетер предупредить де Мореля, оказавшись со своей пленницей в чужом доме, – никого не впускать. Стоять, как при осаде Ла-Рошеля!»
Но, вместо того чтобы мужественно охранять их любовное безумие, виконт выдал его первому же подвернувшемуся под руку гонцу.
– Вы, кажется, слишком невнимательны, лейтенант! – прорвался до сознания д’Артаньяна голос принца де Конде.
– Я весь внимание, господин главнокомандующий. Куда мчаться и сколько брать с собой мушкетеров?
– Десяти молодцев вполне хватит. Немедленно получите у главного интенданта жалованье на три месяца вперед и во всю прыть неситесь в Амьен. Завтра утром туда должен прибыть большой обоз с охраной, идущий в Польшу.
– Как, опять отправляться в Польшу?
– Вы недовольны?
– Что вы?! Поездка в Польшу, – озарил свои усы иронической улыбкой д’Артаньян, – это же мечта каждого королевского мушкетера.
– Только потому, что вы уже бывали в этой стране, я и решаюсь послать вас туда со столь ответственным поручением. Вместе с обозом едет один молодой священник, наделенный шведским посольством особыми полномочиями. С сугубо религиозной миссией, как вы сами понимаете.
– Что так естественно для священника, – невозмутимо согласился д’Артаньян.
– Обоз, ясное дело, имеет охрану. Однако священник есть священник. Его пугает любая дальняя дорога.
– Что так естественно для священника.
– Чтобы хоть как-то успокоить посланника, его преосвященство кардинал Мазарини попросил обеспечить ему надежную охрану.
«Обоз с большой охраной… – попытался мушкетер создать некое логическое построение из всего того, что поведал ему принц. – Молодой священник. «С сугубо религиозной миссией». Но почему-то с полномочиями от шведского посла. Почему шведского? И почему необходима еще более надежная охрана? Почему об этом заботится
– От Силезии вы будете сопровождать этого шведского священника только со своими мушкетерами. Что лишь усилит его безопасность…
– Клянусь пером на шляпе гасконца, – решился вставить д’Артаньян, вновь осчастливливая главнокомандующего своей омраченной разве что черными усами улыбкой. – Тем более что речь идет о шведском священнике.
– И чтобы ни одна сабля, ни одна пуля ближе чем на пять шагов от господина Оливеберга не просвистела.
– Дабы не отвлекать его от молитв, – кротко разъяснил для себя этот приказ мушкетер.
– Но даже если это произойдет, вы, лично вы, лейтенант, имеете право сложить свою голову, только уничтожив письмо, которое господин Оливеберг обязан доставить нашему послу в Варшаве графу де Брежи.
«…Но адресованное, конечно же, польскому королю, – досказал за него д’Артанъян. – Или же человеку, который еще только претендует на трон? Впрочем, какое это имеет значение?».
– Вы готовы к выполнению такого задания?
– Позволю себе заметить, – вытянулся по стойке «смирно» лейтенант, – что мне еще никогда не удавалось погибнуть прежде, чем я выполню приказ.
– Но вы должны поклясться, что миссия эта будет осуществлена в строжайшей секретности.
– Поклясться? – вновь простаковато ухмыльнулся д’Артаньян. – Это можно. Но я всегда считал, что важно не то, что мушкетер обещает и в чем клянется, а о чем сожалеет и раскаивается.
Главнокомандующий пристально посмотрел на графа. Он знал, что мушкетеры слишком часто позволяют себе лишнее. Но не настолько же! И не в разговоре с главнокомандующим. Хотя, судя по всему, лейтенант прав: важно не то, что мушкетер обещает, а в чем раскаивается. И вид у лейтенанта молодцеватый.
– Надеюсь, что и в этот раз вы сначала выполните мой приказ, – процедил принц де Конде. – А уж потом благородно сложите свою голову. Поскольку в любом случае за вашей головой дело не станет, лейтенант д’Артаньян.
У городских ворот отдельными группами стояли гвардейцы и мушкетеры, а чуть в стороне – сдружившиеся во время штурма французские моряки и украинские казаки. Гяур так и не понял, кто же из них охраняет въезд в город. Судя по тому, сколь возбужденно все они приветствовали его, охраны не существовало вовсе, поскольку приветствовали поднятыми вверх кружками с вином.
Но самое странное, что в этой небольшой, но пестрой, веселящейся толпе каким-то образом затесались и два офицера-испанца. Причем никто не убедил бы Гяура, что они чувствовали себя пленниками.
«Нет, война в Европе совершенно не похожа на те, которые ведутся в Азии или хотя бы в степях Украины, – подумал полковник, проскакивая подъемный мост. – Там все выглядит жестче и ожесточеннее. Если бы Дюнкерк оборонял турецкий гарнизон, освободительная резня в городе продолжалась бы еще несколько дней. А ведь испанцы совсем рядом…».