Костры на башнях
Шрифт:
— С нашими трусливыми соотечественниками ничего путного не сотворишь, это уж точно, — вдруг гневно заявил Амирхан.
«О ком он? — удивился Азамат. — Кого дядька считает теперь своими? Немцев либо единомышленников?»
— Уж лучше бы оставались в горах, как прежде, когда прятались от татаро-монголов, — продолжал Амирхан, и Азамату стало ясно, о ком он говорит. — Цивилизация, как видно, не для наших горцев.
«Что же это он так раскис? Неужто так плохи его дела, что не знает, на ком зло сорвать… — бился в беспокойных подозрениях Азамат. — Нальчик немцы взяли, на Владикавказ
— О каком независимом крае может идти речь! — кому-то бросал обвинения Амирхан. — Каждый печется о своей шкуре. Не стянут ли ненароком ее с них, как с баранов. Выжидают, как турки, в какую сторону склонится чаша весов. Готовенького ждут. Подождем, увидим, а уж тогда решим. Ладно. Уйдет горе, придет беда, — горько заключил он. — Упал с высоты, говорят горцы, скажи, что спрыгнул. Лягу пока, отосплюсь. Устал чертовски. — И посмотрел на кровать так, будто она вот-вот уплывет от него, как шлюпка от берега.
Азамата бросило в жар — дядьку нужно было предупредить о странном поведении матери. Всякое могло случиться — явится среди ночи с топором. Хорошо, если Амирхан проснется, а если нет? Ведь вон как измучился, устал, настрадался, вон как почернел, как казан над костром. Будет, разумеется, спать как убитый. Отрубит ему мать голову, как пить дать, и что тогда? Представить себе невозможно. Достанется всем!
Азамат попытался уговорить его перейти на кухню.
— Что ты виляешь, как лиса хвостом? — остановил его Амирхан. — Заметай не заметай, а вижу тебя насквозь. Говори лучше прямо, как мужчина. Чего испугался? Или тоже решил выжидать, в какую сторону склонится чаша весов? Или Соколова жена надоумила родного дядьку не принимать больше в дом? Говори! Всех их однажды спалю, уничтожу. Наступит час! — повысил голос он. — Чего язык проглотил?
— Ты не так меня понял.
— Тогда говори яснее. Плетешь — как паук паутину.
— Я же говорю… — разволновался Азамат окончательно. — Мать моя стала со странностями. От страха, должно быть. Не соображает, что делает. Может что-нибудь с тобой сотворить…
— Вот что, племянник! — хлопнул Амирхан кулаком по своему острому колену. — Вижу, хочешь красивой жизни, да родился с заячьей душой. От всего тебя бросает в дрожь.
— Не во мне дело, как ты не хочешь понять. Я о твоей безопасности хлопочу…
— Не старайся! О своей безопасности я позабочусь сам. — Амирхан удержал племянника от дальнейших объяснений. — Ты думаешь, мне негде ночевать! И вот поэтому я приперся к вам? Ты думаешь, у меня не может быть своего дома и поэтому я скитаюсь? Нет близкого человека, да? Ошибаешься. Вас хотел повидать. С тобой, с племянником родным, хотел встретиться. У каждого человека бывают такие минуты, отдушины просит сердце. Да не тот ты, похоже. Скользкий, как угорь, — брезгливо поморщился дядька.
— Хорошо, я тебе скажу! — Азамат решился рассказать все как есть, однако Амирхан не дал ему договорить.
— Хватит! — оборвал он раздраженно. — Наслушался. Что ты можешь сказать такое, чего я не знаю? Ты такой же трус, как и те… жалкие
Амирхан резко поднялся и твердой походкой направился к двери. Азамат бросился ему наперерез.
— Постой! — Он стал между ним и дверью. — Я тебе все объясню, и ты поймешь, что это совсем не так…
— Подумай о себе, — не дал договорить дядька; ни одного слова племянника он уже не воспринимал, и, как бы ни пытался Азамат достучаться до его сердца, все бесполезно. — Как следует подумай. Мать твоя — женщина. С нее какой спрос? А ты-то чего уподобляешься бабе? Уж если с бабами не можешь совладать, о чем мы можем говорить?
Он отстранил племянника в сторону твердой рукой, шагнул в темноту, как в пропасть, и исчез. Только шаги смутно раздавались в настороженной тишине.
— Мы готовы.
Надя держала за руку сына, а Алексей, еще не проснувшийся до конца, зябко прижимался к матери.
Азамат вначале никак не мог сообразить, что ему предстоит делать дальше, что от него ждет Надя. Потом вспомнил все, порывисто рванулся к мальчишке:
— Я его понесу!
Надя не успела и слова вымолвить, Алексей уже был на его руках. Крепко обхватив мальчика руками, как самую дорогую ношу, Азамат устремился по крутой тропе, словно намеревался сбежать с чужим ребенком от матери.
Надя за ним еле поспевала…
Часть третья
«ЕРМОЛОВСКИЙ КАМЕНЬ»
Глава первая
Обильный, ослепительно яркий снег обжигал уставшие глаза, и хотелось надолго закрыть их, дать долгожданный отдых. В одном, пожалуй, бойцам повезло — не было вьюги, а то, бывало, так завьюжит, что ничего не видно дальше собственного носа. Перестали порхать над головой и надоедливые хлопья. Отовсюду веяло прохладой.
Бой протекал вяло — реже трещали автоматы. Однако перестрелка не прекращалась: судя по всему, фашисты не теряли надежды где-нибудь прорвать оборону, поэтому время от времени предпринимали новые атаки. Вот и в этот раз из-за выступа скалы, казавшейся снежным великаном, появились егеря в белых маскировочных халатах. Подпустив их поближе, отделение Аргуданова открыло огонь. Пошли в ход гранаты. Вздымались снежные фонтаны, над безбрежной белой далью вспыхивали черные клубы. Егеря не выдержали, отступили за скалу, оставив на снегу несколько трупов.
Новую попытку прорваться немцы предприняли справа. Бойцы, занимающие позицию на высоте, открыли дружный огонь из автоматов, лишая противника малейшей надежды обойти с фланга.
Батальон Соколова занимал оборону по обе стороны ущелья, надежно перекрыв его. Ни одному егерю пока что не удалось прорваться по дну распадка.
— Видать, выдохлись егеря, — заметил Хачури устало. — Все бы ничего, комбат, но этот снег… — добавил он после небольшой паузы, словно пытался подвергнуть оценке и свои силы. — Трудней и трудней смотреть. Порой все сливается. Тебе, альпинисту, должно быть, легче, а?