Костры на башнях
Шрифт:
И снова резко опустил трубку.
То, что увидел Вильгельм Эбнер из окна вагона, повергло его в удручающее состояние: не похоже, сказал он себе, чтобы германские войска продвигались торжественным маршем — всюду сожженные заводы и села, разрушенные города. Очевидно, каждый населенный пункт брали с боем.
— Живого места нет, — поражался он. — Руины, пепелища.
— Что вас не устраивает, господин генерал? — интересовался сосед по купе, полковник, выхоленный, в новой форме, должно быть, звание получил совсем недавно.
— Кому нужны вымершие города? Какая от всего этого польза? — Вильгельм уставился в опаленную даль.
— Что
— Вот-вот… Выходит, оказывают упорное сопротивление. Есть силы, могут противостоять нашей армии?
— Точнее будет — последние силы, — заметил попутчик.
— Я полагал увидеть более ощутимые успехи. Вы не находите, господин оберст, что у нас не все получается?
Полковник стушевался: не знал, как отреагировать на каверзный вопрос.
— Главное — мы проникли в самую глубь России, — сказал он не без гордости.
— Да, проникли. Но какой ценой? — придирчиво приставал к попутчику Вильгельм.
— Война без потерь не бывает, господин генерал! Вы сами прекрасно это понимаете.
— Наши успехи на фронтах я связывал с другими обстоятельствами, — настаивал на своем Эбнер. — Мне казалось, что народу в тягость Советская власть. И с нашей помощью люди могли бы создать более приемлемый строй. Для этой цели были осуществлены различного рода мероприятия — политического, экономического и военного порядка. Как вы понимаете, власть удержать только одной голой силой в такой огромной стране, как Россия, дело нелегкое. Следовательно, нужно привлекать к управлению местные кадры. Разумеется, которые устраивают нас. Но и устраивают аборигенов — запомните! Глядя же на все это, — Вильгельм кивнул на окно, — не скажешь, что люди рады нашему появлению. И это наводит меня на размышление о том, что мы упускаем что-то важное.
— Вы сомневаетесь, что мы сможем осилить большевиков? — На этот раз полковник решил прижать строптивого попутчика, хотя и сопроводил для смягчения вопрос свой довольно показной улыбкой. — И это сейчас, когда мы на Кавказе!
Худое, морщинистое лицо Эбнера сохраняло хладнокровную непоколебимость — он, казалось, намеревался подчеркнуть, сколь наивны ребяческие запугивания полковника, которые видавший виды генерал может сравнить разве только с укусом комара.
— Возможно, — сказал он холодно, — завоюем. В конечном итоге можно завоевать все это огромное пространство. Но какая польза от этих развалин? Что же это за богатство такое, которое мы спешим завоевать? Да еще ценой таких потерь… Что мы получим взамен? Пепел?
— Все можно восстановить.
— А чьими же руками собираетесь восстанавливать?
— Разумеется, руками аборигенов, — ответил попутчик. — Всех оставшихся в живых, господин генерал, погоним работать.
— Нет, милейший. Судя по тому, как они защищаются, и работать для нас они не станут. Лично я придерживаюсь другой тактики. Изнутри нужно разрушать. Изнутри… Жизнь, опыт этому учат…
Вильгельм прикрыл глаза, словно устал от затянувшейся беседы, но спать ему не хотелось. «Не мы ли, ветераны германской армии, вдохновляли фюрера на восточный поход?! — подумал Эбнер. — Мы, конечно, мы, — отвечал он самому себе. — Но разве мы советовали жечь все дотла? — Стал он не только оправдываться, но и искать объяснение произошедшему. — Но как быть, если русские не сдаются? Никто из ветеранов не предрекал легкой победы. Но одно дело — битва на поле боя, а другое — уничтожение мирных жителей. Виселицами на свою сторону местных жителей не перетянуть!» В этом
Тем временем поезд брал все южнее, а за окном картина нисколько не менялась.
Эбнер нарушил молчание:
— Послушайте, что пишет «Данцигер Форпостен». — Он подвинул к себе поближе газету. — «Каждого немецкого колониста, — он выделял каждое слово, — будет обслуживать семь — десять семей. На немцах лежит ответственность за поведение туземцев, которые не всегда относятся к немцам дружелюбно… Нам придется держать в Остланде крупные полицейские силы. Немцы, которые поселятся в городах, будут опираться на гарнизоны и полицейские центры, что позволит им спокойно заниматься ремеслом и торговлей». Мы открыто говорим о колонизации, вместо того чтобы говорить об освобождении народа от коммунизма.
Собеседник неопределенно пожал плечами: судя по всему, отказывался продолжать столь опасный диалог, в котором ни тот, ни другой до конца откровенными не будут. Вильгельм понимал: выкладки случайного попутчика, хотя он и генерал, значительно отличаются от того, чему учат солдат германское командование и лично фюрер. Гитлер открыто призывает к ненависти и жестокости.
— Завоевать мало, полковник. Главное — уничтожить коммунизм. Вот зараза, против которой трудно воевать. Но нужно! И не полумерами.
Показались горы, правда, не такие, как те, на которые взбирался в восемнадцатом году с отрядом Вильгельм, эти были невысокие — внизу покрытые лесом, на макушках с желтыми проплешинами. Эшелон сбавил скорость, пошел, по-видимому, на подъем.
Генерал Эбнер с повышенным интересом смотрел в окно, как бы отыскивая места, о которых писал сын:
«Эвальд фон Клейст нацелил главный удар на так называемые Эльхотовские ворота — есть такая узкая долина между горными хребтами. Оттуда прямой путь к Грозному и Владикавказу. На этом участке командующий сосредоточил около 300 танков. Ничто, никакая сила не могла удержать такой натиск! Дрожала и горела земля от грохота и взрывов, камня на камне не оставалось…»
— В сутолоке мы упускаем главное, — заговорил снова Вильгельм и, задержав на собеседнике внимательный взгляд, добавил с философской рассудительностью: — Мы спешим завоевать тело, но не душу. А это всегда непрочно.
Стоял густой туман, ничего не было видно даже на близком расстоянии. Сырость пронизывала усталых немецких солдат до костей, и они, зябко сутулясь, месили истоптанными башмаками дорожную грязь, двигаясь вслед за техникой.
Внезапный, будто гром, гул самолетов насторожил всех и сразу же расстроил и без того не слишком стройные ряды пехотного полка Конрада Эбнера.
— «Рус-фанер»!
— «Рус-фанер»! — раздались крики.
Такого предупреждения было вполне достаточно, чтобы солдаты рассыпались, как горошины по полу, полегли в придорожную грязь.
«Кукурузники» появились из-за лесистого холма, выпорхнули, как птицы из гнезда, и, низко пролетая над дорогой, побросали на головы солдатам бомбы. По ним попытались было открыть огонь, но они скрылись так же внезапно, как и появились.
В течение нескольких часов долгой осенней ночи налеты повторялись, и после каждого ряды полка редели, выходила из строя боевая техника. Тут и там вспыхивали пожары, загорались машины. Потери были огромны. Командиры батальонов предложили Эбнеру свернуть в сторону от дороги, переждать ночь в надежном месте, поскольку в такой кромешной темноте они не могут защититься от воздушных налетов странных «фанерных» бомбардировщиков, которые прозвали «рус-фанер» и боялись пуще огня.