Костры Сентегира
Шрифт:
— Только здесь и с нами? Или, может быть…
— До Лэн-Дархана и окрестностей тоже дотянутся, не беспокойтесь, — отвечаю. Уйма намёков о моем самоуправстве.
— И по поводу вашего соучастия, — кивает на мой силт. — Ну хорошо, я созываю общее собрание, и к вечеру мы дадим ответ. Кто идет со стороны хозяев, ваши уже выбрали?
— Нет. Я своей собственной царской волей пойду. Ибо нельзя заставлять своих людей делать то, от чего сам отказываешься.
Вот так прямо и ответила. Мы с ним то и дело тогда сбивались на пословицы. Вечером Тейнрелл явился ко мне домой сам. Плюс двое свидетелей. А жила
И говорит он мне с великим почтением и бережением:
— Ина Карди, наши искали вам достойного противника. И выбрали меня.
— Ох, Тэйн. Это из-за моей ругани?
Он лишь головой покачал:
— Нет, в общем. Я тоже отвечаю за всех своих.
А после паузы:
— Ну и просто не хотелось разбивать хорошую пару.
И оба знаем, что мои резкие слова — только чтобы ему оправдаться перед товарищами. Что свой незаконный выбор мы сделали уже тогда, когда решили внутри себя идти со всех возможных козырей. А решили интуитивно с первого моего слова.
— Да будет так, — говорю. — Место и время?
— Завтра в пять утра. С таким лучше долго не тянуть. В одичавшем парке рядом с Замком. От города далековато, но лишних глаз и ушей там не будет: мы это пока можем обеспечить.
Показал мне свой закрытый силт и ушёл. Что мы в особенности в собратьях уважаем — так это в поддавки играть. Или в покер.
А мне вдруг стало страшно. Не двойное — тройное святотатство: первое — что друг, второе — что такой же мастер, третье… Третье — что внутри Братства такое противостояние как раз возможно, и жертва принимается любая, но только если цель того стоит. А наша с ним цель довольно ли велика? И хотела ли ссоры я сама, Танеида Эле, или мною хотели, мной шли, через меня желали большего, чем даже весь великий Лэн?
Я надеялась, что это будет не Тэйн, и в то же время поставила именно на него, поняла я. Он прав: мы — пара.
К замку мы приехали верхом. У меня отряд небольшой, человек двадцать вместе с санитарной командой и тем самым моим доктором Линни. Зато вся лужайка так и полнится бурыми мундирами без погон. Сколько среди них соглядатаев — нет смысла спрашивать. Пока не помешают: не зря отчим меня стравил с кэлангами, у него тоже свои расчёты. Но нынче — моя игра.
День начался подходяще — легкие тучки, солнце слепить не будет. Уселась я впереди своих на складной стульчик, приказываю побратиму:
— Чеши косу.
А это такой обряд был. С надеванием кожаного обруча, ремешками в волосах — вот как мы все здесь косы переплетаем. И к поясу привязать, чтобы не било зря по спине. Он ещё поставил на ладонь один мой сапожок, другой — не проскальзывают ли подошвой, трава ведь ещё в росе.
— Кофейком не напоишь? — говорю полушутя, кивнув на термос в докторовой сумке.
— Нельзя, допинг, — отзывается. Ритуал, однако!
Ну, вышли мы, сняли кители. Прямые клинки нам тоже подобрали заранее, еще вчера: почти парные, но у каждого свой. Тоже как положено в таком серьёзном деле. Обнажили оружие, бросили ножны на траву. Сошлись. Знаешь, оба мы не сразу позабыли, что не в зале
Потому что мы не были равны в деле — он по всем статьям меня превосходил. Никто этого пока не уразумел, кроме меня самой.
А победа должна быть моя — и никого более. Я это поняла, когда мои… когда они все увидели мою знаменитую улыбку. По их лицам — сама я никогда не знала, что это за гримаса или оскал такой. Внутри всё сжато, а наружи точно бабочки по всему телу порхают. Полная свобода делать, что захочу…
И когда Тэйн в очередной раз выпал мне навстречу — я пригнулась в сторону, его шпага скользнула по рёбрам, мимо сердца. Зато моя… снизу вверх, из-под его руки… Моя шпага нашла то, что искала. И упали оба в едином порыве.
Встала я почти сразу, хоть на четвереньки. Поднялась, опершись на обнаженный клинок. Вытерла его выдранным из галифе куском рубахи. Линни и его санитары хотели меня поддержать — махнула рукой на Тэйна: им займитесь.
Пока меня побратим с прочими бинтовали, подошел доктор.
— Ну? — спрашиваю.
— Он… живой пока. Я ему вколол полный шприц: на полчаса хватит, а там быстро под уклон пойдёт. Идите, зовет вас.
Подошла, опустилась рядом с его головой на колени. Он кивнул. Боли не чувствовал или почти не чувствовал, но что умирает — знал чётко. Все мы народ опытный.
— Ну, ина, залог ваш, — говорит.
— Не могу, — шепчу отчего-то. — Знаю, что иначе всё пропадом, а не могу.
Тогда Тэйн, не глядя, нашарил мою руку, сжал вокруг эфеса. Его шпага так и валялась рядом, другие боялись дотронуться.
— Берите, — говорит. — Некогда мне ваши извинения слушать.
— Так я свою вам отдам, чтобы было по чести.
— Вот это славно — при полном параде пойду… — отвечает.
Я тогда свой клинок вместе с ножнами рядом положила, а его взяла. Он ещё улыбнулся напоследок: типа мы оба заговорщики, игроки, и играем не из-за Лэна даже — во имя несказуемого и несказанного.
Ну нет, уж я-то сказала свои слова на весь свет. Примерно так:
— Господа кэланги! Шпага Тейнрелла — на моем поясе. Спор я выиграла. Стоило мне это жизни человека, за которого я бы отдала всех вас вместе взятых. Брата на пути. И теперь от имени нас обоих я требую ваше оружие.
Знаешь, они прекрасно понимали, чем это для них может кончиться. И почему мы были в меньшинстве, хоть и по виду солидней вооружены, — тоже; ведь огнестрела нам не запрещали. Но и им никто не мешал развязать кровавую стычку грудью в грудь, когда пистолеты принесли бы нам немного пользы. Нужна была их добрая воля в ответ на нашу — и мы ее получили.
Как только первый клинок — уж не помню кого — упал на траву у моих ног, стали выходить и все прочие, по одному, по два, некоторые со своих мест бросали с размаху шпаги и сабли в середину или на верх образовавшейся груды. Старинные узоры на ножнах, металлические и кожаные накладки, тусклое мерцание амулетов на рукоятях… Ты понимаешь, они специально принесли сюда самое лучшее, не только своё: может быть, попросили об услуге друзей из невыездных или знакомых стратенов, не знаю.
А когда всё кончилось, я сказала: