Костры Сентегира
Шрифт:
— Вот спасибо вам, что позвали, — сказал он, встряхнув седой шевелюрой. — А то не одни девы, все возрасты мне оказались покорны. Надоело — аж жуть. Как скажешь, посестра, — моя очередь дразниться?
«Армору наша главная хвала:
Что в Кремнике, не медля ни минутки,
Он прозвонил во все колокола
Из длинноствольной скорострельной дудки».
— Я ведь сил не щадил, отстраивая всё, что подлежало ремонту и реставрации, — ответили сзади с некоей сильно интеллигентской интонацией. —
— Я бы не очень мне доверяла, — хихикнула Эррант: она сидела бедром к бедру со смирным пожилым офицером в подзорных очочках. — Ибо муж и жена — одна сатана. Кто там у нас дальше на очереди? Ай, Арми, давай в две глотки и четыре руки кота подерём! Нет?
«Чего достоин умник наш Карен,
Не скажешь мигом — вот уж точно жалость!
Наш милый враг жил под покровом стен,
Которые сломить мы все пытались».
Сеф Армор фальшиво с азартом продолжил:
«В колеса палки ставить не впервой
Тому, кто ось земную вздел на шкворень:
Он, лысой покрутивши головой,
Фортуну мигом ухватил за корень.
И хоть мы взяли Лэн — и город наш! —
Cеф — комендант, Карен — правитель града,
И их судьба отныне — баш на баш
Публично выражать свою досаду».
— Полагаешь, что расквитался с бывшим соправителем? — невозмутимо спросил Карен. — Ну и располагай на здоровье. Мне теперь без разницы. Не будь тебя с твоим докладом высокой ине старлейту — не случилось бы у нас хорошего спутника в лице юного изобретателя. Верно, Теодар?
А Дар повертел головой, так что смоляные кудри растрепались, и нахально пропел:
«С собой везём мы старую метлу,
Которая метёт похлёстче новой
И — ангелок, подсевший на иглу, —
С врагом любезна и к друзьям сурова».
— Меня-то зачем вызывать, поганцы, — проворчала Карди. — Вот она я.
Дар тем временем продолжал:
«Ваш несравненный Тэйн своим клинком
Едва не разложил ее на части —
Элиты мастер вышел новичком
И оказался у неё во власти.
Эх, жаль, не дожил, чтобы посмотреть
Чудесное во Братстве устроенье —
Стать другом нашим помешала смерть
И дряхлых норн суровое решенье».
— Кто это не вышел и не дожил? — гулко раздалось спереди, там проявились пока нечёткие шеренги всадников, что, поднимаясь по склону, закрывали собой подножие великой огненной горы. — Врёте, как сивые мерины, что у вас всех под седлом. Ну как, Та-Эль Кардинена, довольно тебе от меня чести? Что-то мало народу ты привела для моей собственной.
— Погоди, — ответила она добродушно. — Кое-кто ещё не допел.
«И Бурый Волк хотел её куснуть,
Но, обломавши зубик ненароком,
В смятении упал на белу грудь
И помер в обожании глубоком», —
почти выкрикивал
— Спасибо, что не забываете меня, сироту, — учтиво произнёс Денгиль. Он, казалось, уже давно пребывал в рядах и теперь лишь выдвинулся на передний план, став рядом со своей кукен: чернопламенный Бахр в поводу, Тергата за поясом. Подмигнул чуть оторопевшему юноше и в свою очередь спел:
«Их оженить предоставляем вам,
Но хрен их знает, по какой там вере;
Она из папства прыгнула в ислам,
А он в противной поступил манере».
— Мы и так ведь наперекрест обручились, — ответила Кардинена, сходя с седла садясь в седло коня-дракона. — Обменялись ныне лошадьми и оружием. Не так важно, у кого раньше было чьё, муженёк.
— Паве нет смысла рядиться в вороньи перья, — ответил он негромко. — Не зови ни себя, ни меня больше никакими именами, и я тебя не буду: ты выше их всех, моя джан.
А позади смыкался невиданный строй, и уже можно было обернуться — увидеть коричневые плащи, и седые волчьи шкуры, наброшенные пастью на головы, и блеск волшебной брони.
«И всё же, братья, кровь из старых ран
Крепит союз надёжнее печати;
Пусть крепкой петлей стянут весь Динан
И ввек не размыкают тех объятий».
— Что, друже Тэйн, достойны мы сразиться с тобой и твоим войском за первенство? Довольно тебе от нас почёта?
— Довольно, — донеслось спереди, и Тэйнрелл отделился от переднего ряда: как и прежде, косат и рыж, чёрный плащ на плечах, капюшон небрежно накинут на голову. — Только вот незадача: истомились мои дети в ожидании. Лошади на месте не стоят, гарцуют как бешеные, кархи ёрзают в ножнах, а люди вперёд меня в сечу рвутся. Даже моя тройка бывших рабов и святош. Не сыграть ли нам на то, какое войско первым сделает шаг навстречу противнику? А под чью руку оно пойдет после битвы — само решится.
— Что же — принято, старый друг. Сегодня хороший день для смерти!
И оба военачальника выступили друг другу навстречу. Сверкнули и зазвенели клинки.
Сорди не видел дальнейшего, потому что ряды подтолкнули его вперёд, спереди тоже накатилась волна. Оба строя нарушились — каждый искал себе поединщика и каждый впал в яростное беспамятство. Он пробивался сквозь толпу, рубил направо и налево: его уже не однажды ранили, однако голову пока удавалось уберечь. А в крови звенела последняя строфа бесконечной литании, что пришла неизвестно откуда:
«Достойные, чтоб быть у вас в чести,
Пройдя путем разгульным и суровым,
В земле уснули мы, чтобы взойти
Под белым — снежным — кружевным покровом».
Потом сразу всё оборвалось, как чёрно-белая лента в неисправном проекторе. Сорди стоял по колено в снегу над мрачным обрывом: впереди виднелось что-то несколько более тёмное. Груда отсыревших веток? Он пригнулся, чтобы рассмотреть получше.
— Огонька бы ещё, — проворчал еле слышно.