Кот, который проходил сквозь стены (сборник)
Шрифт:
– А я провела ужасную ночь. Си-Си храпел, словно в трубу трубил, я так и не сомкнула глаз. Вам, может быть, что-нибудь нужно? Все в порядке?
– Все хорошо, только вот исчезла моя зубная щетка. Я положил ее в стакан вчера вечером, а сегодня ее уже нет.
Айрис закатила глаза:
– Это Матильда! Она где-то ее спрятала. Поищите поблизости и обязательно найдете. Не хотите ли украсить комнату какой-нибудь старинной вещицей?
– Нет, спасибо. Но мне очень нужен телефон.
– Можете позвонить от нас в телефонную компанию,
Квиллер вспомнил булочку, приклеившуюся к влажной бумажной обертке, и принял приглашение.
Несколько минут спустя, пока он уничтожал яичницу с беконом и намазывал маслом горячие оладьи, Айрис рассказывала ему про антикварный бизнес:
– Помните зубоврачебное кресло, что было у вас в комнате? Си-Си нашел его в подвале клиники, которую собирались сносить, и Бен Николас купил его за пятьдесят долларов. Потом Бен продал его Энди за шестьдесят. После Расс дал Энди за него семьдесят пять и обтянул сиденье новой кожей. Когда Си-Си увидел обновленное кресло, он захотел его купить, и Расс отдал его за сто двадцать пять. А вчера мы получили за него двести двадцать.
– Неплохо, – сказал Квиллер.
– Только не пишите об этом в газете.
– А вы все друг с другом в хороших отношениях?
– О да. Иногда бывают ссоры, конечно. Вот как та, когда Энди уволил Расса за пьянство. Но размолвки скоро забываются. Расс – это тот блондин, которого вы видели на аукционе. У меня в молодости тоже были прекрасные светлые волосы, но они поседели в ту ночь, когда я потеряла первого мужа. По-моему, с ними надо что-то сделать.
После завтрака Квиллер позвонил в телефонную компанию и попросил установить телефон на Цвингер-стрит, 6331.
– Вы долж-ны за-пла-тить пять-де-сят дол-ларов впе-ред, сэр, – пропел женский голос в трубке.
– Пятьдесят?! Вперед?! Никогда не слышал о подобном!
– Про-сти-те. Вы в зо-не три-на-дцать. Пла-та впе-ред.
– А зона тут еще при чем? – заорал Квиллер. – Мне нужен телефон немедленно, и я не собираюсь платить этот возмутительный залог! Я репортер «Дневного прибоя», и я сообщу об этом главному редактору.
– Ми-нут-ку, по-жа-луй-ста.
Он повернулся к хозяйке:
– Возмутительная наглость! Они требуют плату вперед за восемь месяцев!
– С жителями Хламтауна всегда так поступают, – кротко пожала плечами Айрис.
В трубке снова послышался голос:
– К вам при-е-дут сра-зу же. Про-сти-те, сэр.
Журналист все еще кипел от негодования, когда вышел из дома, чтобы продолжить расследование. К тому же его расстраивала потеря пера на шляпе. Он был уверен, что еще вечером оно торчало за лентой, но теперь исчезло, а без него твидовый головной убор с мягкими полями потерял всю свою прелесть.
Осмотр комнаты и лестницы принес только катышек кошачьей шерсти и алую обертку
На Цвингер-стрит непогода будто зарычала на него, и ему захотелось зарычать в ответ. Все было серым: небо, снег, люди. Вдруг по улице скользнул белый «ягуар» и повернул к бывшему сараю для экипажей. Квиллер истолковал его появление как перст судьбы и последовал за ним.
Магазин Рассела Пэтча был когда-то вместилищем для двух карет. Теперь одну половину помещения занимал гараж, а другую – выставочный зал. Вместе с «ягуаром» в гараже находилась всевозможная мебель в безнадежном состоянии – облупленная, покрытая плесенью, пятнами сырости или посеревшая от грязи и времени. Весь дом пропах скипидаром и лаком.
Квиллер услышал в задней комнате шарканье и стук, а секунду спустя появился крепкий парень, ловко передвигающийся по неровному полу на металлических костылях. Он сверху донизу был одет в белое: белые парусиновые брюки, белая рубашка с открытым воротом, белые носки и белые теннисные туфли.
Квиллер представился.
– Да, знаю, – улыбнулся Пэтч. – Я видел вас на аукционе, там говорили о том, кто вы такой.
Журналист огляделся:
– Тут настоящий хлам, а не антиквариат. Неужели люди это покупают?
– Конечно. Сейчас это очень популярно. Все, что вы видите перед собой, только полуфабрикаты. Я реставрирую мебель так, как хотят покупатели. Видите шкаф? Я отпилю ножки, покрашу его в розовато-лиловый цвет, сделаю пурпурные полоски, сбрызну умброй и придам блеск венецианской бронзы. Его купит какой-нибудь денежный мешок, обитатель двухсоттысячного особняка с Холмов Потерянного Озера.
– Как давно вы этим занимаетесь?
– Для себя – только шесть месяцев. А до того я работал четыре года на Энди Гланца. Хотите посмотреть, как это делается?
Он провел Квиллера в мастерскую, где надел длинный белый халат, похожий на мясницкий, в красных и коричневых пятнах.
– Вот это кресло-качалка, – сказал он, – годы стояло на скотном дворе. Я его немного починил, положил красный грунт… а теперь – смотрите.
Он натянул резиновые перчатки и стал втирать в сиденье вещество, похожее на грязь.
– Вас Энди научил?
– Нет, я сам, – ответил Пэтч с легкой обидой в голосе.
– Мне говорили, – начал Квиллер, – что он был прекрасным парнем. Не только знающим, но и великодушным, с развитым чувством долга.
– Ага, – сдержанно откликнулся хозяин.
– Все так хорошо о нем отзываются…
Пэтч не отвечал, сосредоточившись на ровных движениях кисти, но Квиллер заметил, что на скулах реставратора заиграли желваки.
– Его смерть, вероятно, огромная потеря для Хламтауна, – не успокаивался журналист. – Жаль, что у меня никогда не было возможности…
– Может, я и не должен так говорить, – прервал его Пэтч, – но с ним было тяжело работать.
– Что вы имеете в виду?
– Любой для него был недостаточно хорош.