Кот, который умел искать мины (Оборотень в погонах)
Шрифт:
– М-да, – согласился я. – Если бы еще этот поганец не был такой мелкой сошкой...
К сожалению, серк знал не очень много. Выходило, что сеть эльфов-террористов контролируется пресловутым Хиргортауром. Все приказы исходили от него. Мы узнали немало нового о том, как и откуда серкелуин заполучили Великую печать – две вольфрамовые пластины, покрытые сложной резьбой. Но не выяснили, ни где она должна быть сложена воедино, ни кого должна призвать в наш мир. И едва ли на шаг приблизились к разгадке куда более важной для нас тайны: кому это понадобилось?
– Знаете, – проговорил я, – если у нас так хорошо
– На алановых лепестках? – лениво полюбопытствовал Невидимка, гоняя гущу в чашке.
– Нет, на картах Москвы и области, – парировал я. – Кому, ч... прах побери, – вовремя вспомнилось, что поминать нечистого к ночи не стоит, – выгодно снести полстолицы в преисподнюю? – Тьфу, не удержался!
– Хиргортауру, – немедля откликнулся Серов.
– А еще?
– Все, – подумав, сознался киллер. – Это невыгодно Кленову, если он не полный идиот, потому что играть первую скрипку в независимой Биармии – даже если такая появится – у него не выйдет. За ним не пойдут ни эльфы-традиционалисты, ни люди, ни даже гномы. Это невыгодно Долину, по той же самой причине. Это невыгодно Городницкому и его людям, пусть те и окажутся в уцелевшей части Москвы. Это невыгодно даже Кормильцеву, потому что я не вижу никакой для него выгоды!
– Насчет «не полный идиот», – заметил я, – это спорно... Но вы правы – скорей серкелуин должны были подставить. Хотя и эта версия мне тоже не нравится.
– Почему? – заинтересовался Серов.
– Слишком все просто, – объяснил я. – И мы опять забыли о дневнике Парамонова. Охоту за ним объявили не только эльфы. В конце концов, приказ устранить журналиста отдали ваши... бывшие... работодатели.
Последние два слова я выговорил не вполне уверенно: хотел сказать «хозяева» и не был уверен, что «бывшие».
– А потом – Грома. А потом – меня и вас, – закончил Невидимка.
Он задумчиво дожевал бутерброд, потом встряхнулся.
– Нет, пустое это. Вот возьмем устроителя этого цирка с акробатами за жабры и спросим паскуду, как того вождя индейцев, – он снова кивнул на окно, – на какой шут ему это сдалось. Сейчас важнее найти печать. И обезвредить.
Легко сказать. Пластины рассчитаны на то, чтобы выдерживать натиск того, что сами же и вызывают. Интересно, удастся ли смыть узор царской водкой? Их ведь даже не утопишь в Москве-реке – если вторым зрением не найдут, так через полгода из воды плотва с ногами полезет, такая концентрация магической энергии вокруг этих пластин!
– Втроем будем искать? – поинтересовался я.
Серов покачал головой.
– Макс уже обзвонил друзей. К утру будут здесь. – Он помолчал. – Где бы ни были.
Я не мог задать ему этот вопрос, но он отчасти ответил сам.
– Все, кто остался... – Невидимка поймал мой встревоженный взгляд и зло усмехнулся. – Вы не думайте – это не очень много.
– Одного боюсь, – подумал я вслух, – что за это время нами успеют заинтересоваться и другие стороны...
Ветер налетел неожиданно. Только что за окном стояла жаркая тишь летнего вечера, когда даже комары не отваживаются взлететь, чтобы не нарушить взмахом крыла вязкой прозрачности воздуха, и вдруг, словно лопнул мешок Эола – хлестнуло. Тучи сомкнулись с лязгом, отрезая свет; согнулись березы, с трудом отдавая листву цепким лапам вихря.
Я обернулся к окну в первый же миг, но что-то заставило меня отвести взгляд, чтобы проследить за падающими осколками, а когда я поднял глаза – он уже сидел на подоконнике, запахнувшись в плащ. Впрочем, винить себя я не мог. Если не стекло, так меня отвлекло бы что-то иное. Они всегда появляются незаметно.
– Обязательно было так форсить, господин Кормильцев? – поинтересовался я во внезапно наступившей тишине.
Ветер стих, и самый воздух будто обмяк от усталости.
– Ничуть, – ответил начальник службы безопасности концерна Кленова. – Вот, правда, тучи – это необходимость. Знаете, лето в наших широтах – сущее мучение. А в Петроград я вообще наведываюсь только в холодное время года. Во всяком случае, последние лет триста.
– Охотно верю, – пробормотал я, приглядываясь к собеседнику.
На свои триста лет Кормильцев никак не тянул. На сорок – может быть, и то едва ли. Бледные щеки его были младенчески-гладки, в черной шевелюре не проглядывало и волоска седины. Субтильный тип... хотя это как раз обманчивое впечатление. Но мне казалось, что злодей будет на вид повнушительнее.
– Поговорим? – спросил он, прислоняясь к оконной раме.
Я заметил, что, даже улыбаясь, он старается не разжимать губ.
– Отчего же нет, – в тон ему ответил я.
– Я хочу получить дневник Парамонова, – без обиняков заявил Кормильцев. – Или записную книжку, или что там вы успели выдернуть из груды вещественных доказательств прежде, чем ваше благочинское управление так удачно... сгорело. – Он покосился на стол, и его явственно передернуло. – Бр-р! Как вы можете этим питаться?
– Вы про колбасу? – догадался Серов. – Чем богаты, тем и рады.
– В нее добавляют столько чеснока, чтобы забить привкус, – пожаловался Упырь. – Я бы не советовал.
– Привкус чего? – с любопытством спросил Невидимка.
– Вам, – строго заметил Кормильцев, – лучше не знать. Кстати, не вижу здесь вашего товарища, хир Шаррона... но, думаю, в его присутствии нет острой необходимости. Так что насчет дневника?
– Записной книжки, – поправил я. – А с какой стати мы должны ее отдать?
– Ну, Валентин Павлович! – Упырь развел руками. – Вы же должны понимать – именно за нею охотятся люди, причинившие вам столько неприятностей. В частности, вот полковник Городницкий очень желал бы ее видеть... хотя именно ему категорически противопоказано владеть столь могучими артефактами. И наш дорогой друг Таурнил...
– Кто? – переспросил Невидимка.
– Хиргортаур, – пояснил Кормильцев. – Он же Таурнил. Настоящее его имя – Явендил ап Гилтен, но мальчик старается об этом не вспоминать. Знаете, молодежь склонна к бунтарству. Кто-то... э-э... лабает на этих ужасных мандолинах с какофонами, а кто-то борется за независимость... Но я отвлекся. Таурнил скорее желает уничтожить дневник, чем воспользоваться им, но от этого не становится меньше его желание заполучить вашу драгоценность. Чем дольше книга находится в ваших руках, тем вероятней, что ее оторвут... с руками.