Кот в мешке

Хмелевская Иоанна

– Ну, тогда я знаю какую. На ней одна кошка всегда спала, я боялась, вот-вот свалится, уж очень хлипкая получилась пирамида.

Алиция вдруг вспомнила.

– Знаешь, кошек он панически боялся. Они его не любили.

– И чем дело кончилось с Зенончиком?

– Никого не нашел и уехал.

– А кем был его старший компаньон?

– Говорю же тебе – не знаю. Он не говорил. Наверняка тоже кретин. Мне даже не известно, поляк он или из местных.

– Ну ладно, предположим, с Зенончиком покончили, хотя он очень уж подозрительно

выглядит. Ну как почему? Уже его бешеная трудовая деятельность вызывает недоверие, я вот лично сомневаюсь, хватило бы у него сил пробраться в подвал и выключить морозильник. Пошли дальше.

– Куда дальше?

– С гостями. Какие еще гости у тебя побывали? Случайно, Психопата не было?

– Ты никак спятила. Психа я бы не впустила. Говорят, он опять сидит, в психолечебнице лечится.

– Расскажи.

– Вроде бы он забрался в чужой дом в отсутствие хозяев и разгромил их квартиру. Что-то я слышала в таком духе. Полиция меня расспрашивала о нем.

– Давно?

– Нет, месяца три назад. Ну а я порасспрашивала полицию. Хозяева, по их словам, поехали на лыжах кататься, а он в их дом забрался. Недолго там бесчинствовал, но полдома успел залить водой, испортил всю сантехнику и порубил садовую мебель, чтобы протопить камин. Самое интересное, камин был искусственный, электрический, как он весь дом не сжег просто чудо.

– Вот видишь, а ты хотела его пригреть в своем доме.

– И вовсе не хотела, он сам загнездился. И опять же он ни в коем случае не мог отключить морозилку.

Тяжело вздохнув, я поднялась и отправилась в кухню за сигаретами для нее и для себя. Кошки уже поужинали и разлеглись отдыхать на всевозможных привлекательных для них возвышенностях. Одна из них влезла на угловой шкафчик и разглядывала нас оттуда с явным презрением.

Павел и Беата с трудом оторвались друг от друга и изо всех сил старались демонстрировать интерес к Алициным проблемам. Уловив наши последние слова, Павел сделал попытку внести и свою лепту.

– Если не ошибаюсь, вы тут вспоминали три особы – Эдиту, Малгу и Зенончика. Эдит я бы с ходу исключил из подозреваемых, она не из тех, что лазят по чужим подвалам. А Малга могла, раз искала оберточную бумагу. А значит, обязательно шарила и в ателье, там, насколько мне помнится, до сих пор лежат картоны Торкиля…

– Но совсем не бросаются в глаза, потому что стоят у самой стенки, припертые комодом и остатками книжной стенки, – возразила я.

– Ну, тогда не знаю. Раз Алиция утверждает, что кто-то прокрадывается в дом и шарит…

Больше Павел не мог ничего выжать из себя, а Алиция погрузилась в прострацию, задумчиво уставившись на одну из кошек. Вроде бы отключилась и мыслями где-то далеко отсюда. Прошло порядочно времени, я успела сделать ей вторую чашку кофе и пододвинула к ней поближе, когда она вроде бы очнулась.

– Ну не знаю, – медленно произнесла она. – Зенончик… вот я вспомнила… когда расспрашивал меня о котах в мешке, там, внизу, как раз стоял один набитый

мешок. До него трудно было добраться, но увидеть его он мог. Пусть не весь, кусочек…

– И ты полагаешь, что Зенончик подбирался к нему?

– Возможно. Но ведь в этом мешке уже давно лежат другие вещи, не те, что я выиграла на аукционе. Он мог этого не знать.

– А чем же он набит?

По всему было видно – хозяйке очень не хочется об этом рассказывать, но раз уж сама начала… И очень неохотно она пояснила:

– Это очень старый мешок. С давних пор я забивала его чулками и колготками, на которых полетели петли. Ведь раньше петли всегда отдавали в специальные мастерские, где их поднимали. Вот я и думала, как-нибудь с тобой перешлю его в Варшаву, в Дании уже давно петель не поднимают… Или ты его прихватишь с собой.

– Езус-Мария! – только и простонала я. Пугливо глянув на меня, подруга заторопилась:

– Знаю, знаю, в Варшаве тоже никто уже этого не делает, но узнала я это не сразу.

– А больше в этом мешке ничего нет? – спросил Павел.

– Нет, если не ошибаюсь.

– Так почему же ты его давно не выбросила?

Алиция обиделась.

– Ну, во-первых, этот мешок тяжелый как холера, а к тому же сверху на нем лежит мешок с глиной и большой гончарный круг. Во-вторых, куда выбросить? Мусорщики не возьмут, слишком велик мешок, в мусорный ящик не поместится.

– А по частям, по частям, – заторопилась я, уж слишком ужасной была перспектива ехать домой с мешком драных чулок. Да и в Варшаве куда я его выброшу? – Понемногу выбрасывала бы в целлофановых пакетах. Вот как мы твое вонючее мясо раскладывали…

Павел вдруг чрезвычайно оживился:

– Вот хорошо, напомнила. Уже стемнело, пора развозить мясо, как ты выразилась. Я возьму несколько штук. Ты где выбрасывала?

– На помойку у стоянки. За городским сортиром.

– Тогда я поеду в Брюгсен. И может, даже за Нетто, прихвачу побольше.

Я попросила:

– Если можешь, прихвати коробку с бараньей ногой, она слишком тяжелая, я и поднять ее не смогла. А лучше всего действовать вдвоем, один поднимает крышку ящика, другой бросает в него упаковки. Мне одной было несподручно. Они ведь тяжелые.

– Поедем вместе, – сорвалась с места Беата.

– Смотрите только, чтобы вас никто не прихватил за недозволенным делом, – предостерегла их Алиция.

– Не прихватят, чего там…

И их ветром вымело из дома.

Я подошла к камину, погладила разлегшуюся там кошку. Мою ласку она приняла милостиво. И вернулась к Алиции.

– Ну, давай рассуждать. Предположим, Зенончик пытался добраться до мешка с чулками. Споткнулся о провод, вырвал его из розетки и отключил морозильник. До мешка так и не смог добраться. И что потом? Пришел снова, вчера, и спустил воду в сортире?

На Зенончика это похоже…

– Но ведь не мог же он прийти и ничего не съесть. Ты не обратила внимания на недостачу продуктов?