Котовский (Книга 2, Эстафета жизни)
Шрифт:
Каждый выигранный нами год лил воду на нашу мельницу, только на нашу мельницу! Вот это и есть основное, что характеризует памятные, славные, гордые двадцатые годы: стиснув зубы, напрягая все силы, люди яростно учились, исступленно строили, всесторонне готовились к столкновению с оголтелым, озлобленным, похожим на ослепленного в ярости быка, опасным и сильным, хотя и смертельно раненным врагом.
И какое же нетерпение охватывало каждого советского человека засучив рукава, восстанавливать, строить, налаживать! Работы непочатый
Так и у Григория Ивановича Котовского. Жадно набрасывается он на каждое дело. Рождается за проектом проект.
Создать Автономную Молдавскую республику у самой границы, перед самым носом империалистических держиморд - разве это не блестящая идея? И какой смелый эксперимент - устройство сельскохозяйственной коммуны! И когда - в 1924 году!
Корпус шефствует над комсомолом Днепропетровска. Корпус открывает свои мастерские, заводы, совхозы, "лавки Котовского" уверенно выбивают из седла частных торговцев, и те просят пощады, так как не могут по тем же ценам продавать - себе в убыток.
На все Григорий Иванович Котовский находит время, во все вкладывает душу.
Приехал в Умань Карп Андреевич Кулибаба, встречавшийся с Котовским в подполье Одессы в девятнадцатом году. Нашел и для Кулибабы теплое словечко Григорий Иванович. Ольге Петровне представил: "Этот человек спасал мне жизнь в Одессе, прошу любить и жаловать". Вместе сели обедать, вместе пошли осматривать город, и Кулибабе запомнилось, как на улице Котовского окружила гурьба мальчуганов, закадычных его приятелей...
Создавая Бессарабскую коммуну, Котовский не ограничился тем, что издал приказ: таким-то демобилизованным явиться для инструктажа. Нет, Котовский беседовал с каждым будущим коммунаром, расспрашивал о семье, справлялся, что намерен делать после демобилизации, объяснял, что такое сельскохозяйственная коммуна и как нужно там работать и жить, чтобы заслужить уважение окрестных селян.
Как бережно выращивал Котовский людей! Выращивал, и сам рос вместе с ними, никогда не стеснялся поучиться.
8
Много надежд возлагал Котовский на хорошего командира и фантастического храбреца Криворучко.
– Мы сделаем из него такого командира, какого еще свет не видывал! уверял Котовский, отправляя его учиться.
Но отослали Криворучко в Москву не сразу. Сначала он был передан на попечение Ольги Петровны. Ей не впервой устраивать школу на дому, через ее руки прошло много людей. Обучала она и Оксану, подготавливала к поступлению на рабфак Митю Пащенко... Бывало, свихнется человек, натворит чего-нибудь - Котовский и его вручает Ольге Петровне: перевоспитывай, научи уму-разуму.
С Николаем Николаевичем Криворучко пришлось начинать с грамматики. Надо отдать справедливость, это был прилежный и выносливый ученик. Иногда он удивлял неожиданными ответами. Особенно запомнился Ольге Петровне случай, когда Криворучко слово "аппетит" написал "опятит".
– Ну, знаете, всякие ошибки
Криворучко был страшно удивлен:
– А как же, Ольга Петровна? Это слово что означает? Опять и опять хочется есть. Значит, и писать надо "опятит".
Об этом споре Ольга Петровна любила рассказывать, когда хотела развеселить компанию. Если разговор происходил в присутствии Криворучко, он добродушно усмехался и уверял, что со словом "аппетит" до сих пор не примирился.
Ольга Петровна не сердилась, но и не поднимала на смех упрямца. Она терпеливо и настойчиво объясняла:
– Человеку всегда трудно отказываться от своих ошибок. Это и не удивительно. Жил-жил, ошибался-ошибался - и вдруг надо отвыкать, надо перестроиться на новое! Я по себе знаю, как трудно.
– А разве нельзя сделать так, что если удачная ошибка, то и принять ее на вооружение?
– Что же тут удачного? Исковеркал слово и думает, что реформу языка произвел!
Криворучко оправдывался:
– В народе непонятные слова приспосабливают часто. Мне довелось, например, слышать, как один дядя вместо "критическое положение" говорил "кряхтическое положение". А что? Разве плохо? Именно кряхтическое!
Другие предметы давались Криворучко легко. Особенно любил он историю. Ольга Петровна поражалась его памяти: раз прочтет - и на всю жизнь запомнит. Отличная память!
Закончилась подготовка, отправили Криворучко в Москву, как будто все получилось - лучше не надо. Котовский заранее провел все переговоры, даже комнату нашел для своего питомца. И вдруг Криворучко прислал Ольге Петровне отчаянное письмо: "Передайте, мамаша, комкору, чтобы отозвал меня отсюда, а не то я застрелюсь".
Это письмо всполошило все семейство. Отличительной чертой и Ольги Петровны, и Григория Ивановича было то, что они не умели любить наполовину. Уж на что Григорий Иванович обожал сына, восторгался им, любовался, высказывал всяческие предположения, кем будет сын, когда вырастет, но с таким же пылом он любил и Николая Криворучко, и Ивана Белоусова, и Маркова, и Гарбаря, и коммунаров из Бессарабской коммуны, и Митю Пащенко, и Оксану. Разве садовник, выращивая яблони, меньше отдает внимания кустам смородины или сирени, грушевому дереву или каштану?
Вот тогда и вызван был на семейный совет Владимир Матвеевич Гуков, начальник штаба корпуса. Он ничуть не удивился, что с ним обсуждают вопрос о том, как поступить с неким Криворучко, который не хочет учиться и угрожает пустить себе пулю в лоб, если его не вернут обратно, в Умань, во вновь обретенную им семью.
– Что делать, Владимир Матвеевич?
– спрашивала Ольга Петровна. Застрелиться он не застрелится, а бросить учебу и сбежать может.
– Нельзя этого допустить. Надо учиться. Обязательно надо учиться! хмурился Котовский. Он не любил, когда его планы рушились.