Ковчег для Кареглазки

Наседкин Евгений

Сидоров задрал мои руки за спиной, вдевая в петли, и я почувствовал, как натягиваются веревки. Мое не зажившее тело ответило адской болью…

И тут меня озарило. Ведь это, фактически, был единственный приемлемый выход из скверной ситуации. Раньше я боялся рассказать правду, так как не был уверен в своей безопасности. Но сейчас… я должен продать информацию подороже, стать ценным свидетелем, дать нужное им в обмен на жизнь. А возможно, и на благополучие — Новый Илион мог одарить многими благами. И даже если не так — больше не было другого выхода.

— Я готов. У меня есть, что сказать, — сообщил я. — Илья

Андреевич, я приношу искренние извинения — но мне действительно нужно было разобраться в своей голове. Что было реально, а что — фантазия. Те дни в Межнике — они были насыщенными.

Я заглядывал ему в глаза, сделав преданное лицо и, казалось, сыграл эту роль неплохо. Горин отечески усмехнулся и потрепал меня по щеке — ненавижу такое!

— Хорошо, сынок. Надеюсь, что у тебя будут для нас хорошие новости, — он повернулся к Сидорову. — Степа, звони Ашотовне, пусть приготовит завтрак, такой — поплотнее, — и снова вернулся ко мне. — Отдохни, через полчасика встретимся.

Так и было — я отдыхал и совершенно не нервничал, изводя желудок до язвы. Конечно, ведь ситуация была совершенно безобидной. Очень смешно, полковник…

****

Мы покушали в офицерской столовой, хотя у меня кусок в рот не лез. Я заставлял себя — запасы энергии никогда не помешают. И рассказал обо всем, что знал. Помимо, естественно, моей роли в смерти кавказца.

Иногда полковник с женой задавали уточняющие вопросы. Только Сидоров хомячил за обе щеки, как будто никак не реагируя.

В столовой пополнился список моих знакомств: нас обслуживала «войсковый кашевар» — главная повариха Крепости Наталья Ашотовна. Видать, Горин ей доверял. Она была неплоха — простенькое зеленое платьице подчеркивало, какие у нее широкие бедра, полномерные ягодицы и большая грудь, при этом, она не была толстой, скорее — слегка полненькой. Такой ухоженный вариант жгучей брюнетки за тридцать. Она заинтересованно поглядывала, что было мной замечено и приветствовалось моими улыбками.

Ах да, чуть не забыл — дополнительными участниками мероприятия стали командирский кот Оскар и мой Цербер — его привела Елена Ивановна. Мое чудище сидело более-менее смирно, заколдованно уставившись на стол и иногда получая оттуда обглоданные ребра. Что меня возмутило — пес был с мордой, разукрашенной женской косметикой. Ну, ладно, чокер на шее — посмертный подарок Танюши… честно, я и его бы снял — не подобает адскому животному такая няшность. А разукрашивать бедную собаку по типу проститутки — это вообще перебор!

И Горина, и Кареглазку заинтересовали монахи с Фонтанной площади — оказалось, так она и называлась. Но главным откровением стал кейс, за которым велась охота.

— Илья, это Ковчег! — возбужденно сказала Крылова.

Он скептически щурился и почесывал красноглазого белого кота.

— Он что — в дипломате? Ты так это представляла?

— В дипломате что-то есть, — настаивала она. — Подумай сам. Те люди сбили самолет и охотились за Артуром. И они охотились за его красным кейсом. Но появился Менаев и забрал кейс. Спрятал. Я думаю, он до сих пор в школе. И нам нужно срочно его забрать.

Горин отложил вилку с ножом и откинулся на широком царском стуле, поглаживая Оскара.

— Мне уже надоело гоняться за неопределенностью. Это все чушь. Откуда мы знаем, что он, — и полковник бестактно тыкнул

в меня грязным жирным пальцем. — Что он нам не врет?

Я сделал вид оскорбленного праведника, а Кареглазка надула чудесные губки.

— Он покажет, где кейс. Полетит с нами и проведет тебя за руку. Верно, Гриша?

Мои брови взметнулись вверх.

— Да я ногами едва хожу. Зачем я вам — как балласт?

Полковник раздраженно ухмыльнулся, выпустив кота прогуляться.

— Меня не надо за руку вести. Пусть сам и принесет.

От этой наглости я замер вместе с ребрышком, которое было наполовину сокрыто у меня во рту.

— Ребята, я вообще не с вами. Я покажу где — и это мой добрый поступок. Все, чао-какао.

Повариха поставила на стол мороженицы и улыбнулась — я ответил взаимностью, хотя настроение испарилось. Горин достал сигарету без фильтра и смачно закурил, наполнив помещение чадом. Его квадратная рожа повернулась ко мне.

— Здесь, в Горноречье, моя зона ответственности. Я здесь — единственный представитель власти. И хотя вы, выродки и бомжи, каждодневно убиваете друг друга и поедаете, только я могу это делать законно, — он кивнул поварихе, и она налила ему узвар. — Ты полетишь и сделаешь все, что будет нужно. А потом, даю слово офицера, ты будешь свободен. Останешься в Крепости или уйдешь — это будет твой выбор.

Он искоса глянул на жену.

— Лена, это в последний раз. Мы здесь выживаем, а не занимаемся ерундой. Мир изменился… природа самоочистилась. Хватит жить прошлым.

Кареглазка промолчала, хотя было видно, что ей есть, что сказать. Я, не пережевав, проглотил кусочек мяса и отдал кость Церберу — там еще осталось. Встретился с Леной глазами — в этот раз она не была злой. И тоже отдала собаке недоеденный кусок. Лишь Сидоров был прожорливым чревоугодником, не оставив после себя ничего. Откуда он берет аппетит, когда кусок в горло не лезет? Это дивное местечко с каждым разом радовало все меньше.

Кстати, на обеде стало явным, что Цербер не нашел общего языка с котом. Мое чудище погналось за альбиносом, а тот снова расцарапал ему морду. Пришлось вмешаться — пока кот был под столом, я со всей дури придавил его хвост, и он завопил сиреной на весь Илион. Я все спихнул на пса, и полковник выгнал его. Ничего, Цербер, главное, что я отомстил за тебя.

****

Пропасть была так близко к железнодорожному пути, что казалось, паровоз легко может сорваться. Вернее, он должен был сорваться — но благодаря дрону, парящему в вышине, машинист вовремя узнал об обвале. И остановился впритык к карьеру.

Зенон подхватил коляску с Гермесом и ловко покатил к пандусу в вагон.

— Оставь меня, — сопротивлялся синдик. — Я хочу побыть здесь. Еще хотя бы минут десять.

Спертый запах вагона, пропитанный фенолом и мочой, вызывал у него отторжение на уровне анафилактического шока. А снаружи он мог отвлечься от мыслей. Природа чувствовала смену положения планеты и отвечала на это возрождением — едва не впервые за последние годы. Выгоревшие горизонты уже не были пепельно-серыми, они покрывались низкой чахлой зеленью. Еще приятней было находиться на краю карьера — щебень сыпался из-под колес, низвергаясь прямо в жерло бездны. Еще чуть-чуть, и он может сделать рывок, погрузиться в грязь и набрать ее полные легкие… и забыться навсегда.