Ковчег для Кареглазки
Шрифт:
— Мне кажется, что он ко мне подкатывает, — невзначай заметила девушка.
— Ерунда, — ответил Илья, и по нему было заметно, что он действительно не озабочивается этим.
— Ты вообще ревнуешь меня когда-нибудь?
— Не в таких случаях. У него ведь нет шансов, — он оскалился. — Или тебе хочется, чтоб я был ревнивым отелло?
Крылова натянуто улыбнулась в ответ и отрицательно помахала головой — ей и так было предостаточно его жестокости. Хотя раньше ей нравилось, когда муж ревновал, делая этим свою любовь к ней более осязаемой. Хотя, о какой любви
— Ты сможешь расколоть его? — спросила она, вдруг прижимаясь к Горину. — Так, чтоб скорее.
— Могу. Но зачем пытки? — заметил он, отстраняясь и справедливо подозревая, что она лишь хочет его использовать. — Поверь, скоро он сам все расскажет.
Она насупилась, закусив губу. Между ними давно пробежала черная кошка, и теперь каждый ход одного из супругов сопровождался соответствующей ответной реакцией. Когда она хотела примирения и нежности, он ее грубо отшивал. И наоборот. Замкнутый круг, из которого больше не было выхода. Разрыв на разрыве, разбитая чаша, которую не склеить…
Илья продолжал делать вид, что все в порядке — но это была больше дань каким-то своим принципам и привычкам. Не выносить сор из избы, не показывать подчиненным слабость, не унижать привселюдно члена семьи… Единственное, что еще вызывало у него муки совести — это его приступы ярости, когда он мог ее ударить. Боясь потерять молодую жену, он задаривал ее роскошными дорогими нарядами, добытыми разведчиками в экспедициях. Но она не бросала его — и постепенно страх потери исчез, а Горин привык к своим срывам — люди ко всему привыкают.
Поэтому, когда муж ушел спать, Лена уже привычно не проследовала за ним, а осталась на кухне, вспомнив о рюкзаке Менаева. Томик со стихами Бодлера, карта и туристический каталог… в принципе, только карта и представляла интерес.
Пока она не обнаружила в потайном кармашке тетрадь… вот это была находка! Заварив зеленый чай, она пролистнула несколько страниц, с трудом разбирая отвратительный почерк, когда ей удалось прочесть четверостишие:
Вдруг ты кися, то я котик,
Ласковый, и весь в пуху
Так что, кися? Возьмешь в ротик?
Мой стоячий куй…
Она поперхнулась и закашлялась, заплевав тетрадный лист… глаза стали квадратными, а брови полезли на лоб. ЧТО?! Крылова вытерла тетрадь салфеткой и перечитала стихотворение. Божечки, что же он сочиняет? Прочла другие подобные стихи. Какая-то вульгарная лирика с пошлыми акцентами. Возмутительная, грязная, извращенная. Она вернулась к четверостишию о котиках и почувствовала странный жар в животе. Нет — ДА НЕТ! Он совершенно не вызывает у нее каких-то эмоций, а тем более — желания. Этот бред… это просто бред собачий!
Она уже хотела убрать тетрадку, когда между смятых страниц наткнулась на старую фотографию. Юная белокурая девушка стояла между двумя смуглыми парнями. Кровь прилила к вискам и Крылова ощутила, как ее сердце остановилось.
****
Вечером Свинкин принес запеченную
В целом, как оказалось, я пострадал не так сильно, как мог. Кроме контузии и неожиданно мелкого осколочка под лопаткой, у меня были многочисленные ссадины, гематомы и ушибы. Колено побаливало, но Ливанов сказал, что это вообще не проблема — само пройдет со временем. Еще были ожоги — не страшные и, конечно, поврежденный глаз. Периодические головные боли, тошнота и головокружения при резких сменах положения. Нормально.
Безусловно, важную роль в моем спасении сыграла степень моего опьянения — прямо скажем, до невменяемости. Хотя мысленно я признал и заслугу Цербера, выхватившего меня из взрывного облака. Цербер-спаситель.
Я давно так не питался, поэтому наполнял желудок как будто я — с голодного края. А когда тарелки опустели, еда тяжким балластом придавила меня к кровати.
— И… десерт! — скалясь отличными зубами, заявил Иван, доставая из почтальонской сумки планшет. — Когда в последний раз смотрел кино?
Он включил «Розовую пантеру». Признаюсь, даже не могу вспомнить, когда я последний раз так хохотал — аж начали болеть все увечья. Пользуясь случаем, я потихоньку расспрашивал Свинкина о месте, в котором оказался, и здешнем населении. И в этот раз он был более разговорчив. Естественно: все-таки, я не болею ничем заразным, у меня есть пес, и я был чуть ли не героем — по моим словам, конечно. Он в это не очень верил — но, а вдруг это правда?
Итак, я находился в Новом Илионе, который, правда, не всегда назывался так. Раньше это была важная военная база, предназначенная для защиты державных рубежей от угроз на юге и востоке. А рядом, буквально в двух километрах, находился городок Новогорск, население которого, в основном, обслуживало одноименную гидроэлектростанцию. До Вспышки, конечно — сейчас Новогорск был пуст.
В октябре 23-го, в разгар пандемии и даже, правильнее сказать, под ее конец, Новогорская воинская часть была усилена батальоном майора Горина, прибывшего из Екатеринбурга. Илья Андреевич быстро оттеснил от управления прежнего командира — полковника Калюжного, и возглавил оборону от краклов. Он инициировал дневные рейды по подземельям, чтоб уничтожать трескунов и, тем самым, снизил уровень опасности. Военные искали выживших и давали им приют в крепости — а в дальнейшем они были привлечены как обслуживающий персонал.
Кстати, о фортификации. В 2024 году Горин начал строительство стены, которая оградила базу от окружающего мира, и реализовал схему многоступенчатой защиты, которая начиналась еще на Катунь-реке, и продолжалась городской застройкой Новогорска. А учитывая, что Новый Илион с двух или трех сторон (толком я не понял) был окружен труднопроходимыми горными участками, то таким образом он полностью обезопасил это место. Конечно, угроза сохранялась, и периодически нелюди появлялись на горизонте, но люди обычно отслеживали их появление — и заранее истребляли.