Ковчег изгоев
Шрифт:
— Нет-нет, — покачал головой Белый Волк, — Стэн не совсем пёс войны. Его взяли инспектора на первой же операции, вернее, он сам сдался, и его отправили на реабилитацию. Ему даже не пришлось делать психокоррекцию. По линии банка данных генетической регистрации нашлись его родственники. Он был признан годным для службы на звездолётах Земли и служил совсем не плохо.
— Плохо, — возразил Дакоста, — но это не важно. Стаховски агрессивен, но у него, как бы это сказать… обостренное чувство справедливости, и он свято соблюдает все официальные и не официальные кодексы
— Для ритуала имеет смысл, чья кровь в чаше? — уточнила я.
— Он не девственница, — улыбнулся Джулиан, — не некрещёный младенец и по генотипу не родственен летучим мышам, воронам и совам. Думаю, что Бетти права. Для ритуала нужна кровь и, возможно, живая, а более-менее незаметно взять её можно именно у крепкого молодого мужчины, который не рванёт с испугу в медотсек при первых же признаках недомогания. Правда, есть ещё один вариант.
— Какой?
— Возможно, использование его крови могло иметь какое-то влияние на него. Представляешь, если бы в бывшего пса войны вселился дух мерзавца, загубившего тысячи невинных?
— Так, наши действия по поводу отчисления сержанта Стаховски и уничтожению этой чёртовой чаши впредь не подлежат обсуждению, — отрезала я. — Пора приступать к подготовке второй фазы операции. И я хочу, чтоб, на сей раз, здесь не было никаких ловушек, секретов и стен с ушами. Ясно? Лейтенант Фелтон, доктор Дакоста, вы, кажется, рвались в бой и мечтали заниматься своими непосредственными обязанностями чародеев. Вам и флаг в руки. Лично проверьте весь звездолёт, каждый отсек, каждый закуток, каждый метр межстенных и межуровневых перекрытий, каждый кувшин, шкатулку, картину, ковёр, съёмные панели. Всё! Должно быть стерильно и прозрачно. Нам не нужны больше выстрелы в спину и секретные пассажиры. Я понятно объясняю?
— Понятно, — ответил Дакоста. Бетти серьёзно кивнула.
— Джулиан, когда можно будет поговорить с Таро?
— Сегодня к вечеру. Регенерация идёт нормально, так что я уже могу перевести его в палату.
— Рауль, Белый Волк, ещё раз поговорите с Окато, Долорес и близнецами. Нам нужна вся информация о Бете и этой шайке-лейке, которой они обладают. Может, нам удастся хоть в какой-то мере уравнять шансы.
— Вы о чём? — нахмурился Белый Волк.
— У них слишком много информации о нас, — озабочено произнесла я. — Тия хорошо осведомлена о корабле и об экипаже.
— И всё же ей известно не всё, — напомнил Хок. — Теперь мне начинает казаться разумным, что информацию о нас не передали на звездолёт. Так что у нас ещё есть чем их удивить. К тому же она не знает о том, что наши механики нашли возможность выйти из этого пространственного мешка.
— Боюсь, что об этом она знает, но она не знает, как это можно сделать. Козырей у нас не много, но они есть. Вот и постараемся их разыграть.
— Вы собираетесь играть в открытую? — уточнил Дакоста.
— Не исключено, — проговорила я. — И займитесь, наконец, своей непосредственной работой. Вы знаете достаточно, чтоб
— По-моему, я не единственный? — он покосился на Джулиана.
— У меня полно дел в медотсеке, — усмехнулся тот, — но, если понадобится помощь, обращайтесь.
Войдя вечером в светлую палату с окном, распахнутым в омытый дождём сад, где ветер раздувал лёгкие паруса белых занавесок, я поражённо замерла на пороге.
— Мне самой нужно будет найти время и поплавать между делом в регенерационном растворе, — проговорила я. — Таро, ты скинул лет пятьдесят! Так юн и хорош, что такая умудрённая горьким опытом женщина, как я, уже просто не может воспринимать тебя всерьёз.
— Странно, — ответил он, откладывая книгу на тумбочку, где стояла ваза с веткой цветущей сливы. — Мне казалось, что ты чаще смотришься в зеркало, и знаешь, что никакие растворы тебе не нужны. А я теперь хотя бы могу не страдать из-за осознания того, что стар, сед и у меня на лице появились морщины.
— Точно, — рассмеялась я, и села на постель у него в ногах, — никаких морщин! Хорош, как в школе!
Я бросила ему яблоко, он поймал его и тут же вонзил ровные белые зубы в красный плод.
— Ты серьёзно считала, что я был хорош в школе? — спросил он, прожевав. — Я думал, что я для тебя слишком узкоглазый.
— Ты был слишком опасным и непредсказуемым, а мне нужен был надёжный, ласковый и верный.
— Вот где я прокололся, — усмехнулся он.
— Как ты себя чувствуешь?
— Как в первый день творения. С тревогой перебираю забытые знания, потому что если мой разум помолодел так же, как тело, я не вспомню даже классификацию спектральных классов звёзд.
— И как?
— Может, проэкзаменуешь?
— Не сейчас, — покачала головой я. — Позволь сперва порыться в твоей памяти на предмет обнаружения других сведений.
Он внимательно посмотрел на меня, потом обернулся к щитку на спинке кровати.
— Вечер, и убрать сквозняк.
Свет за окном начал постепенно тускнеть и занавески опали складками, напоминающими античные колонны. Лицо Таро из бело-розового медленно превращалось в нежно-оливковое, гладкое, как фарфор, без единой складочки, а глаза, слишком мудрые для столь юного лица, смотрели внимательно и задумчиво.
— Хочешь поговорить о планете?
— Не хочу. Возможно, и ты не хочешь, но выхода нет. Нам нужен максимум информации.
— Где мы сейчас?
— На другом конце звёздной системы.
— Хорошо, — кивнул он и посмотрел на яблоко в руке, потом, поднёс к лицу и вдохнул его аромат. — Чем дальше, тем лучше. Ты ведь собираешься вернуться туда?
— Да, — призналась я. — Можно сказать, что я уже послала вызов.
— Странно слышать от тебя такие слова.
— Я четырнадцать лет только тем и занималась, что искала противников, бросала вызов и… Мне казалось, что, если я вернусь во флот, всё будет иначе. Что бы ты сделал сейчас на моём месте?