Ковчег. Исчезновения — 1.
Шрифт:
Кликнуть кого-нибудь на помощь? Но, кроме этих двоих, поблизости был только какой-то попрошайка, с шапкой в руке сидевший у подъезда и с любопытством взиравший на них, от такого ждать помощи не приходилось.
Впрочем, и воли сопротивляться уже не было. Еремеев, ни слова больше не говоря, уселся на заднее сидение. Небрат, подвинув его, тут же сел рядом, и машина мигом тронулась с места.
Минут через пять езды его начало сильно клонить в дрему. Дома приобретали неестественные очертания, словно плавясь в августовской жаре. И в ушах опять дребезжал голос:
— …И
— …Господи, Еремеев! (Откуда не возьмись голос Ирины.) Да какой, какой же это тебе сарафан?! Это ритуальная одежда жрицы богини Иштар! Жрицы, чье имя Ина-Эсагиларамат…
— …что означает: "Любимая в храме Эсагилы", "Любимая в храме Эсагилы"! — соткавшись из воздуха, нашептывали невидимки-элементали.
II
Лавка "Ниневия". Разговор на третьем уровне. Ирина
Отныне она — владычная жрица…
"Если бы не мать моя…"
— …Нет, правда, ты иногда сказанешь, Еремеев! — говорила Ирина. — Писатель все-таки — должен бы, кажется, уметь слова подбирать! Ну где, где ты, скажи, такие сарафаны видел? То же самое, что лавровый венец назвать малахаем!.. Это, между прочим, ритуальное одеяние вавилонской жрицы, я сшила себе точную копию…
Собственный голос пробивался из сна почему-то гораздо глуше:
— Так ты теперь не цыганка, ты теперь вавилонянка? (Он уже привык к Ирининым причудам.) И что ж, эти вавилонские жрицы тоже умели гадать по руке?
— Боже, какой ты все-таки непросвещенный, Еремеев! Да все гадания происходят из Вавилона! Он родина всех тайных знаний! И жрицы богини Иштар…
— Надо полагать, гадали еще лучше? Даже лучше, чем ты нагадала жене бедняги Чичагина? (Санька сбежала от Чичагина к какому-то газетному щелкоперу как раз после того, как Ирина нагадала ей по руке это самое).
— А вот улыбочка эта твоя ироническая, Еремеев, совершенно лишняя! Что, неправду нагадала?
— Ну тут, по-моему, возможны варианты. Допустим, что Санька давно уже задумала сбежать, а ты только подтолкнула ее своим гаданием.
— Ты просто брюзга и Фома Неверующий, вот ты кто, Еремеев, даже спорить с тобой не хочу!.. Кстати, вавилонские жрицы умели не только гадать.
— И что же еще они умели?
— Они еще умели любить. Пожалуй даже, это было главным их умением! И имена носили соответствующие. Например, Ина-Эсагиларамат, что означало "Любимая в храме Эсагилы". Умащивали себя ритуальными мазями, отчего тело их становилось… Смотри…
Вдруг она распахнула свою странную
— Подожди, не двигайся, — остановила она его. — Замри! Сначала глубже почувствуй, как любовь проникает в тебя.
О, он чувствовал, чувствовал это! Каждым миллиметром, каждою охваченной дрожью клеточкой своего тела!
— Они занимались ритуальной проституцией, — сказала Ирина, — но душа их всегда принадлежала одному-единственному.
— И кому же?
— Богу Эсагиле, их небесному супругу.
— О, как она хороша, как хороша, как хороша! — нашептывали откуда-то из густого воздуха невидимки-элементали.
— Она ослепительно хороша!
— Она так хороша, что Эсагила непременно заберет ее к себе! Никому другому она не может принадлежать, так она хороша!
— Он заберет ее, он не может ее не забрать!
Еремеев попытался пробиться сквозь их заполнивший все пространство шепот:
— Я ее не отдам! Она моя!..
— Ах, право, посмотри, посмотри на себя! Неужели ты можешь сравнить себя с Эсагилой?
— Да никакого, никакого сравнения!
— Эсагила сказочно красив, не чета тебе!
— Эсагила не только красив, но и мудр!
— От Эсагилы не разит коньяком!
— Эсагила ее заберет! Она исчезнет!
Воздух вдруг помутнел, Ирину уже не было видно, и в этой мути только слышались слова, подхваченные распоясавшимися духами:
— Она исчезнет!
— Она исчезнет!
— Она исчезнет!
— Где ты?! — крикнул Еремеев.
— Щитораспределительная улица, — вместо Ирины отозвался знакомым голосом какой-то дух, тогда как остальные элементали по-прежнему частили меленько: "Она исчезнет!", "Она исчезнет!", "Она исчезнет!.."
* * *
Еремеев открыл глаза. Да ведь и не дух это вовсе говорил сейчас про Щитораспределительную улицу! Вполне земной детектив Небрат, вот это кто!
— Да, Щитораспределительная, — повторил сыщик. — Приехали, кажись.
Еремеев с удивлением смотрел в окно машины. Никогда не предполагал, что в Москве могут существовать такие безлюдные и грязные улочки. Улица стоила своего унылого названия. Вдоль нее тянулся ряд четырехэтажных домов с крышами, похожими на крышки гробов, и со стенами, штукатурка на которых не подновлялась, наверно, добрых лет пятьдесят. Возле одного из домов стоял на четырех кирпичах заржавевший кузов какого-то довоенного автомобиля, создавая ощущение, что само время тут заплуталось и заржавело. Безрадостный пейзаж дополняли такие же ржавые помойные ящики, в которых лениво копошились жирные крысы. На тротуаре сидел одноногий нищий, рядом лежала кепка для сбора милостыни, которая была, однако, совершенно пуста, да и непонятно, на какую вообще милостыню бедняга мог рассчитывать в столь убогом, заплеванном месте.