Козара
Шрифт:
После нескольких удачных атак партизаны все же вынуждены отступить. Отходили медленно, шаг за шагом, бились за каждый клочок земли. Они остановились только у подножья Козары. Здесь, на берегах Млечаницы, решили драться до последнего. Дальше отступать было некуда.
За спиной — Козара, партизанские убежища, штабы, госпитали, склады, хижины крестьян, пришедших сюда целыми семьями, с домашним скарбом, со скотом. Огромный лагерь, десятки тысяч обездоленных, оставшихся без крова. Все свои надежды беженцы связывали с партизанами, с исходом битвы. Если партизаны отстоят горы, все эти горемыки смогут вернуться к своим пепелищам.
И партизаны, защищая Козару, помнили об этом. Понимал это
День и ночь в таборе беженцев горели костры. Самолеты сбрасывали на них бомбы. Был отдан приказ не жечь костров. Народу разъясняли, что они указывают противнику местонахождение партизан. Этот приказ, естественно, мало кто исполнял. Как назло, ночи были холодные, зарядили дожди, и даже самые надежные крыши, сооруженные из ветвей и листьев, не могли защитить от ливня. Надо было хоть как-то обогреваться, печь хлеб, варить похлебку или кашу, нужно было зажарить кусок мяса; резали овец, поросят, не жалели расстаться даже с последним ягненком.
— Лучше зарезать, чем злодеям оставить, — говорили крестьяне. Забивали скот и мясо делили на всех, потому что каждый знал, что и сосед не оставит его без помощи в тяжелый час. Огромный табор продвигался к горному массиву, делая лишь кратковременные остановки. С каждым днем он все более приближался к Козаре, которая с давних времен давала приют беженцам, гайдукам и повстанцам.
Десятки тысяч крестьян оказались в тылу партизан. Надо было задержать врага и защитить народ. И партизаны, так сказать, стихийно приняли такое решение: каждый в душе тревожился о своей семье, о матери, об отце, о жене и детях, которые мокли там, в лесу, на дожде. Надо было спасти свои семьи. И партизаны боролись яростно, как волчица, когда она защищает своих волчат.
В один из дней им улыбнулась удача: не меньше сотни вражеских солдат были убиты в схватке, столько же захвачено в плен. Эта победа по своему значению не уступала той, на Домбраве, ибо она подымала дух бойцов, доказывала, что враг уязвим, что он смертен и что его можно одолеть. И на следующий день было около сотни убитых и столько же захваченных в плен. Их срочно отправляли в штаб отряда. Час-другой бойцам удавалось соснуть, потом они наспех съедали по куску хлеба с мясом (если было мясо) и вновь атаковали свежевырытые неприятельские окопы. Это были тяжелые и страшные схватки. Дрались врукопашную. Партизаны подбегали к самым рвам, набрасывались на врагов, перелетали через их головы и в темноте душили голыми руками. Стрелять было некогда. Винтовки им даже мешали в тесноте окопов.
Так продолжалось некоторое время.
Партизаны почти поверили, что враг ослаб, им казалось, что ведет он себя как-то безрассудно, напрасно растрачивая силы. Некоторые части Первой горной дивизии усташей отступили до Планиницы, Равного Гая и Ютрогушты. И хотя враг вскоре возвратился на Дубицкое шоссе, все почему-то восприняли это лишь как удобный случай разжиться оружием и боеприпасами, в которых ощущалась острая нужда.
Мало кто думал тогда об истинных размерах неприятельского наступления. Прежние победы, взятие Приедора, а затем переход на сторону партизан летчиков Франьо Клуза и Руди Чаявеца, перелетевших из Баня Луки на своих самолетах, как и другие успехи, вскружили головы
Планы и цели противника не мог полностью разгадать даже Шоша; незаурядный человек и талантливый военачальник, он заметно выделялся среди окружавших его людей. О нем слагали песни и легенды. Одержавший немало замечательных побед, он был проницателен и образован, в свое время интересовался астрономией, изучал математику и иностранные языки. Но сейчас и он, казалось, недоумевал и не знал, что предпринять.
В штабе отряда чего-то ожидали, спорили и в общем тянули время, надеясь, что неприятель в конце концов отведет свои части из-под Козары, не выдержав потерь, которые в отдельные дни достигали семисот человек. Партизаны и их командиры, в том числе и Шоша, словно бы не хотели ничего видеть, что было за пределами винтовочного выстрела. Наблюдая, как падают подкошенные их пулями враги, они стремились к тому, чтобы в руки партизан при наименьших потерях попало как можно больше винтовок, пулеметов, минометов и орудий.
Многие, правда, тогда говорили, что отряд целесообразно было бы разбить на группы по тысяче бойцов, с тем чтобы они действовали самостоятельно, в случае необходимости могли бы пробиться из окружения или проникнуть в неприятельские тылы. Эти соображения, вообще вполне резонные и оправданные в условиях партизанской войны, были, однако, отвергнуты самой жизнью без чьего-либо приказа. Эти же обстоятельства и обусловили решение о фронтальной обороне Козары, пришли как бы сами по себе.
Дело в том, что крестьяне уходили в лес совершенно спокойно, просто отступали вслед за своей армией, потому что верили в нее. Нельзя же было оставить людей в лесу, лишив их единственной защиты. Надо было защитить народ, надо было стоять до последнего, чтобы каждый крестьянин, каждая женщина, каждый ребенок убедились в том, что партизаны — действительно их армия, которая борется за их интересы.
Если бы предложение разделить отряд на части и выходить из окружения было принято, народ воспринял бы это как измену. Поэтому подобные предложения были расценены как недостаточно продуманные, политически ошибочные и даже безнравственные, так как они спасение бойцов ставили выше судьбы тысяч безоружных крестьян. О них тут же забыли и к ним уже не возвращались. Теперь все мысли были сосредоточены на том, как защитить Козару, отстоять беженцев.
Лазар размышлял об этом всякий раз, когда пытался разобраться в своих поступках и обращался к своей совести. И он снова и снова приходил к выводу, что любое другое решение, кроме решения об обороне Козары и защите беженцев, было бы нечестным, бесчеловечным и даже предательским. Конечно, прежде всего он думал о своей семье, но из головы не выходили и другие беженцы, ожидающие помощи от своего отряда, от своих партизан, которых они кормят и которых любят. Ясно было, что Козару можно оборонять лишь фронтально и никак иначе, и решение удержать ее любой ценой представлялось ему единственно правильным, достойным подвига сербского князя Лазара, встретившего на Косовом поле огромные турецкие полчища…
Мы будем защищать Козару, даже если всем суждено погибнуть! Стоя во весь рост, мокрый и продрогший, Лазар рассматривал в бинокль позиции. Казалось, сама перерытая снарядами земля взывает к нему, просит и заклинает, чтобы он со своей ротой не отступил с этой опушки. Другого выхода нет. Ему хотелось закричать в ответ ей, что они обязательно выдержат, они сделают все, что в их силах. Пустим в ход камни, колья и топоры, а если не поможет, ворвемся в окопы и будем душить их руками, выковыривать им глаза, грызть зубами, пить их кровь, они это заслужили…