Козел и бумажная капуста
Шрифт:
Работяги долго мялись и чесали в затылке, сторож тоже молчал, отворачивая лицо в сторону, но Виктор Степаныч был неумолим, а я призвала на помощь все свое терпение. В конце концов сторож сдался и сообщил, что Витьку уговорил поехать на ночную рыбалку Кешка Воскобойников. Собрались прямо из гаража, не заезжая домой, чтобы жены не пронюхали и не упекли на дачу. Удочки и все, что нужно, у Кешки были припрятаны тут же. Собирались вернуться в субботу вечером или в крайнем случае в воскресенье утром. И вот... — Михалыч развел руками.
— В какое
— А Кешке этому домой звонили? — вторила ему я.
Сторож отвечал обстоятельно, что ехать собирались по Выборгскому шоссе, а на какое озеро конкретно, он не знает. Мой вопрос он проигнорировал.
Степаныч пробормотал под нос какое-то ругательство и крупными шагами устремился в кабинет.
У Кешки Воскобойникова дома ответила жена, что сам Кешка приполз домой утром в субботу жутко избитый, на лице синяк, и все тело болит. Провалялся два дня, и в понедельник на работу не пошел, а ей ничего не рассказывает.
— Сейчас что делает? — рявкнул Степаныч.
— Спит, что же еще...
— Будить!
Испуганная жена побежала будить. Степаныч глянул в мои умоляющие глаза и включил громкую связь.
— Рассказывай, — строго предложил он разбуженному Кешке, — лучше по-хорошему...
— Степаныч, — заныл было тот, но Степаныч был настроен решительно:
— Ты меня лучше не зли!
— Ну... — покорно вздохнул Кешка, — это, значит... ехали мы, ехали...
— В аварию, что ли, попали? — не выдержала я.
— Ой, а кто это? — удивился Кешка, но Виктор Степаныч так зарычал, что Кешка согласился: — Влипли, на семнадцатом километре... Там один «чайник» вывернулся — хотел проскочить... А Витька и говорит — хрен, мол, ты у меня проскочишь... Ну и...
— Ну? — деревянным голосом спросил Степаныч.
— Вот тебе и ну! — вздохнул Кешка.
— Что с Витькой? — вклинилась я.
— Слушай, что она все время влезает? — возмутился Кешка. — Слово сказать не дает!
Степаныч глянул на меня искоса:
— Помолчи пока, очень прошу.
И пока я обиженно молчала, он вытащил из Кешки клещами следующие сведения. Машина попала в аварию на семнадцатом километре Выборгского шоссе. Было это где-то в шестом часу вечера. Тот чайник тоже пострадал, а «Жигули» его всмятку. Витькин же пикап, конечно, починки требует, но он, Кешка, готов работать сверхурочно и бесплатно, и Витька тоже. Как только его выпишут из больницы.
— Ну? — поощрил Степаныч.
— Его в больницу увезли, в Белоостров. Нога сломана и два ребра. А так — ничего.
— А какого же черта ты на работу не вышел?
— Боялся, — признался Кешка.
Степаныч стал звонить в ГИБДД и выяснил, что, да, авария была в пятницу в полшестого, водитель пикапа отправлен в больницу в Белоостров, а покореженную машину оттащили на стоянку.
— Вот тебе и здрасьте! — вздохнул он, положив трубку.
Я в это время писала цифры на листочке бумаги.
Стало быть, раз Витька поехал
Да, но на склад приезжал тот самый пикап, с этими номерами, и подпись Витькина...
Номера те же, и подпись... И подпись, и номер можно подделать. Витьку они как следует не разглядели, то есть ясно теперь, что это был не Витька. А вот про меня все точно говорят, что на складе и вечером в офисе была именно я. В лицо они меня, видите ли, запомнили...
Нужно все рассказать шефу, пускай разбирается.
Не успела я войти в офис, как из кабинета шефа выскочила Ленка с красными пятнами на щеках. Увидев меня, она перевела дух и, без сил плюхнувшись на стул, сказала:
— Слава богу, ты пришла. Иди к Олешку, там тебя давно ждут.
— Кто еще? — испуганно спросила я. Ничего хорошего от жизни я уже не ждала.
— Увидишь. — Ленка махнула рукой.
Я вошла в кабинет шефа и не столько увидела, сколько почувствовала своего старого знакомого, Афанасия Козлятьева.
Афанасий, на протяжении многих лет ваяя козлов и прочую парнокопытную живность, так проникся сущностью своих излюбленных персонажей, что стал похож на них внешне, а самое главное — приобрел совершенно невыносимый специфический запах. Попросту говоря, он зверски вонял козлом.
Находиться с ним в одной комнате больше получаса было опасно для жизни. За время нашего сотрудничества я выработала кое-какие приемы, которые позволяли мне оставаться в живых даже при довольно длительном непосредственном контакте — например, затыкала ноздри ватными шариками, пропитанными французскими духами, или делала вид, что у меня простуда, и закрывала лицо носовым платком.
Бедный Олешек не так часто имел дело с Козлятьевым, и сейчас на него было просто жалко смотреть. Он разевал рот как выброшенная на берег рыба, обмахивался картонной папкой-скоросшивателем и пытался отгородиться от клиента грудой деловых бумаг и рекламных буклетов.
Вспомнив, как шеф наорал на меня утром, я в зачатке затоптала ростки жалости в своей душе и взглянула на Олешка с плохо скрытым злорадством.
— Вызывали, Олег Викторович?
Задыхаясь и вытирая бумажной салфеткой слезящиеся глаза, Олешек указал рукой на Козлятьева и с трудом проговорил:
— Вот... Соколова... разберись с клиентом... твоя вина, ты и оправдывайся.
Козлятьев, увидев меня, исполнился свежих сил и бросился в атаку, которую смело можно было назвать газовой. Тряся длинной редкой бороденкой, он возопил блеющим голоском: