Козёл Иуда
Шрифт:
Он наблюдает за ней в тёмной комнате, вокруг неё танцуют занавески. Она похожа на ангела.
— В любом случае, однажды я именно это и собираюсь сделать. Взять и уехать, будь то после выпуска или до. И я не позволю никому и ничему встать у меня на пути. Вот почему ты должна понять, как я сказал тебе, когда мы впервые встретились, я не хочу ничего серьёзного. Я не могу брать на себя долгосрочные обязательства.
— Я знаю, — говорит она, делая всё возможное, чтобы убедить его, что она так же небрежна в отношении их отношений, как он сам утверждает. — Как ты и сказал, никаких обязательств, просто
— А ты уверена, что тебя это устраивает?
— Я не ребёнок, Ленни. Не то чтобы я была девственницей, когда мы встретились.
Он затягивается сигаретой и жестоко хихикает.
— Да, после трёх лет свиданий ты однажды позволила одному придурку, который был у тебя в старшей школе, оттрахать тебя.
Она кивает, ничего не говорит.
В нём бурлит чувство вины. Почему он так себя с ней ведёт?
— Я мудак, не слушай меня. Вот какой ты должна быть, я имею в виду, ты же не хочешь быть перфорированной доской, не так ли?
— Я буду той, кем ты хочешь, чтобы я была.
Его взгляд скользит по её обнажённому телу, по мягким белым плечам, по круглым полным грудям, торчащим соскам и тёмно-рыжим лобковым волосам, всё ещё влажным от его спермы, и он чувствует, как твердеет под простынями.
— Эй? — говорит он, туша сигарету в ближайшей пепельнице. — Иди сюда.
Она тихо подходит к кровати и послушно забирается рядом с ним, садясь на край, раскинув ноги в стороны и подобрав под себя ступни.
Ленни протягивает руку, обхватывает её лицо и нежно проводит большим пальцем по её щеке, медленно туда-сюда. Он улыбается, и она улыбается в ответ. Медленно он опускает большой палец ниже, пока не касается её губ. Он толкает его между ними, и она открывает рот, принимая его. Целуя его, она оттягивает простыню и начинает гладить его обеими руками, не сводя с него глаз.
Взгляд этих грустных и красивых глаз разбивает ему сердце, но он не может позволить ей быть чем-то бoльшим, чем отвлечением, секс-игрушкой, чтобы скоротать время.
«Это не я, — думает он. — Это не я».
Но вот он. Вот она. Вот они.
Он опускает её голову себе на колени и откидывается назад, пока она принимает его. Грубо вонзаясь глубоко в её рот, затем в горло, он чувствует, как её тело напрягается, когда она начинает сопротивляться. Не для того, чтобы освободиться, а для того, чтобы подчиниться, чтобы в дальнейшем позволить ему всё, что он хочет, как он этого хочет, использовать её, как он считает нужным.
В этом есть сила… сила, которую она ему дарует… ужасная, калечащая сила.
Ленни принимает её, и этот момент проклинает их обоих.
Шторы трепещут и ловят его взгляд. Квартиры больше нет, и вместо этого, когда шторы раздвигаются и свободно плывут, они уходят в густую тьму, окружающую его, и он обнаруживает, что бежит по коридору, земля под его босыми ногами шероховатая и холодная. На бегу он чувствует осколки камня и стекла, грязь и цемент, а прямо перед ним в ночи Шина. Её бледные обнажённые ягодицы подпрыгивают в полумраке, пока она идёт впереди него, раскинув руки по бокам, едва касаясь кончиками пальцев стен, чтобы помочь ей маневрировать по извилистому коридору на такой скорости.
Он теряет её из виду на секунду, но когда он бежит, он, пошатываясь,
Океан, это… это шум океана. Близко, близко, он слышит, как волны бьются о берег, и теперь — да — он чувствует запах и даже может попробовать воздух. Солёная вода, океан… дюны… он стоит на краю песчаной дюны.
— Шина!
Никто не отвечает.
Но вдалеке, вдоль пляжа, вспыхивает пламя. Внезапно оживший костёр, его яркое оранжевое пламя разрезало ночь, поднимаясь к небу, освещая участок песка внизу. Вокруг движется несколько тёмных фигур, среди них бежит обнажённая женщина, спотыкаясь на свет.
Что-то гораздо ближе движется по траве вдоль дюны и держит её словно на поводке. Ему предшествует странный запах, землистый, животный запах; запах сена, амбарный запах какого-то невольника. Он слышит его дыхание; слышит, как его раздвоенные копыта бьют по песку, прежде чем он увидит его силуэт в темноте.
— Кто это?
Голос Шины невероятным шёпотом разносится по дюнам.
Сквозь тьму… глаза…
Он отступает. Это не люди.
— Кто это, Ленни?
Зверь приближается. Ночь пронзают рога, узловатые и ребристые, растущие на длинной худой морде. Невинность и зло, принесённый в жертву и палач, завёрнутый в один и тот же мех.
— Кто козёл Иуда?
Небо вернулось в фокус первым, и Ленни потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, что произошло. Удар не лишил его сознания, но достаточно оглушил до такой степени, что он не мог точно сказать, как долго он там лежал. Воспоминания и странные видения отступили, когда изо рта густыми клубящимися облаками вырвалась струя дыхания. Он моргнул, и где-то между небом и дыханием возникла фигура: Гас Говен стоял над ним и наклонился вперёд, чтобы рассмотреть поближе, с топором в своих огромных руках.
Инстинктивно Ленни перекатился и нанёс удар, который попал в колено здоровяка.
Гас взвыл и пошатнулся, каким-то образом сумев ухватиться за топор и остаться в вертикальном положении. Но как только Ленни встал на ноги, он поковылял к лесу.
Ленни ощупал свою челюсть, чтобы убедиться, что она всё ещё цела. Было больно, но не сломано.
— Сукин сын, — пробормотал он, открывая и закрывая рот, пока боль, стреляющая в висок, не утихла.
Он стряхнул паутину с головы и смотрел, как Гас, всё ещё сжимая топор, хромает в лес.