Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
вниз. Оттуда взметнулась туча стрел с черным оперением, намереваясь
изрешетить его скошенными наконечниками, но сотник был уже недосягаем за
рядом бревен, пригнанных друг к другу впритык. В это время к нему подскочил
один из дружинников и скороговоркой зачастил: – Вятка, тебя затребовал к себе воевода Радыня.
– А что там такого? – насторожился тот. – Мунгалы индо прорвались с
напольной стороны?
– Хуже, Вятка, поганые порешили тысяцкого Бугриму. – Вота еще новость
другого, проскользнувшего промеж княжеских отроков на прясло и завязавшего с
ними бой.
– А куда подевались дружинники, что оставили отроков на стене одних? –
насмурил сотник крутые брови. – Ужель за городнями отсиживались?
– Дружинников на том краю почти не осталось, разве что два десятка на
сотню отроков, недорослей да баб с девками, – вестовой увернулся от дротика, влетевшего в бойницу и воткнувшегося в противоположную стену глухой башни, и
договорил. – Сбирайся Вятка до Радыни, а я останусь заместо тебя.
Сотник шевельнул плечами, закрытыми кольчужкой, набранной из мелких
колец, и протянул княжескому вою необычную свою секиру, успевшую окраситься
кровью ордынцев:
– Тогда вот тебе оружье, с ним не надо лезть на рожон, оно достанет
поганых даже из-за угла вежи.
– Видал я такую секиру, Калема наковал их не десяток, – ухмыльнулся
вестовой, прикидывая в руке боевой секач. – Беги, сотник, воевода сказал, чтобы ты прискакал в княжьи хоромы на одной ноге, там собрался совет.
– А Бугриму куда отнесли? – В церковь Параскевы Пятницы, там его отпевают. Вятка надвинул поглубже шлем и поспешил к взбегам, пока добежал до них
и начал спускаться вниз, насчитал до двух десятков трупов ратников
вперемешку с ордынцами, убирать которые стало некому. Бабы с девками
носились взад-вперед с горшками расплавленной смолы, с пучками стрел, охапками сулиц и лукошками с большими камнями, за их подолами мотались как
привязанные мальцы от десяти до тринадцати весей, прогибаясь под тяжестью
тех же камней и древков копий. Старики старались подкатить поближе к взбегам
бревна, защитники подхватывали их и сбрасывали на головы ордынцев, и
дотянуть до полатей дубовые бадьи с кипятком, которые опрокидывались опять
на поганых. А старухи на месте мазали дружинникам раны пахучими мазями, перевязывая их лоскутами льняного полотна, они помогали покалеченным
покинуть поле боя. Все крутилось и вертелось, словно колесо со спицами, собранное из людей, из которого они периодически выпадали, пораженные
вражескими стрелами или убитые камнями, пущенными из ордынских камнеметных
машин, придуманных не мунгалами. Улицы города тонули
были пустынны, будто горожан разогнал по щелям крупный град, только он был
не ледяной и не круглый, а огненный и длинный с острыми жалами на конце.
Вятка пересек небольшую площадь перед детинцом, обнесенным забором, хоронясь
за стенами истоб, и завернул в калитку рядом с воротами, направляясь к
княжескому терему на другом конце подворья. Во рту скопилась горечь, нос
забивала сажа, летавшая по воздуху ввиде крупных ошметьев, рядом впивались в
землю стрелы с горящей паклей, пущенные нехристями наугад, они падали с неба
отвесно, отчего представляли большую опасность, поэтому сотник не опускал
правой руки со щитом, которым прикрывался. Пока бежал, навстречу попалось
всего несколько вестовых из княжеских отроков, спешивших с донесениями в
разные концы крепости Юнцы ловко увертывались от камней и стрел, почти не
загораживаясь деревянными щитами, обтянутыми бычьей толстой кожей, они были
похожи на летних увилистых мальков в прибрежных водах Жиздры. Вятка доспешил
до крыльца терема и привычно соскреб грязь с сапог о железную скобу, вкопанную возле ступеней, лаптей в городе после того, как зима отступила, никто не надевал, на них налипало столько грязи, что невозможно было
оторвать ноги от земли. Он легко взбежал наверх и надавил на массивную
входную дверь, в нос ударил запах жилого помещения с поварами, с мамками, няньками и малыми детьми, от которого сотник успел отвыкнуть за время
обстояния с ордой. Он подумал о том, что давно не заглядывал в свою истобу
на Большой Черниговской, обходясь сведениями от сестры, крутившейся тоже на
стене, и успокоился тем, что с матерью было все в порядке, а младшего брата
призвал в услужение малолетний князь Василий Титыч. Так он и мотался за ним
в поезде, похваляясь княжьей лопотью и поглядывая с затаенной завистью при
редких встречах на старшего брата, ему тоже хотелось защищать крепость от
басурманов меткой стрелой и острым мечом. Вятка прошел коридором до входа в
гридницу, отвечая на поклоны домочадцев, и потянул ручку двери на себя. На
лавках сидели бояре и купцы, они будто никуда не уходили, хотя теперь
облачились в доспехи, на поясах висели мечи и засапожные ножи в чехлах.
Столы были сдвинуты, во главе восседала на стольце княгиня, рядом с ней
примостился на высоком стуле малолетний князь, столешницы были чистые, без
льняных скатертей и без намека на пиршество. Вятке хватило взгляда, чтобы
увидеть в князе разительную перемену, лицо его поменяло молочно-розовую